Мне было стыдно, что мне так повезло, но захлестнувшее меня глубинное понимание уникальности того факта, что моя нить жизни, такая тоненькая и беззащитная перед лицом ужасов и катастроф, сотрясающих мир, сумела протянуться из глубины времён и веков, и. осветившись на какой-то миг светом моего сознания, уже не прервётся никогда, уходя в бесконечность. наполнило меня почти экстатическим благоговением перед невероятным чудом жизни. Жизнь, дарованная мне, действительно была чудом, и. незаметно для меня, слезы печали перешли в слезы благодарности и счастья. Плач прекратился сам собой, словно я исчерпал свои внутренние ресурсы. В душе остались только тишина и спокойствие, как на омытых росой лугах тёплым весенним утром. —Теперь ты знаешь, что такое осознание ценности жизни,—негромко сказал Учитель.—Мало того, что твои родители и предки сотни раз подвергались опасностям, каждая из которых могла прервать уникальную цепь перемен, приведшую к твоему рождению, тебе ещё удалось выиграть конкурс среди миллионов сперматозоидов, погибших на своём героическом пути к яйцеклетке. Поверь мне, это гораздо труднее, чем выиграть в лотерее. Взглянув на моё серьёзное лицо, Ли оглушительно расхохотался. Я образно представил себе, как повиливающие хвостиком сперматозоиды, напоминающие мчащихся в морские волны леммингов, пихают и расталкивают друг друга, устремляясь к заветной яйцеклетке. Контраст этой картины со сценами из Великой Отечественной войны, которые я только что прожил, был так нелеп, и в то же время в них было что-то общее — стремление в будущее, борьба, смерть и продолжение нити жизни. Я взглянул на раскачивающегося от смеха Учителя и тоже захохотал вслед за ним, сам не понимая, почему. ГЛАВА 15 Тема жестокости много раз всплывала в наших разговорах с Ли, и урок, который он преподал мне во время обучения в лесах Партизанского водохранилища имел свою предысторию. Поводом к нему послужил вопрос, который мне задал один из моих учеников-комитетчиков, сильный, уравновешенный и хорошо подготовленный боец, Как-то после занятий он отвёл меня в сторону и, смущаясь. сказал: — Знаешь, Саша, похоже, у меня проблема. Недавно я оказался в ситуации, когда самым правильным решением было выбить противнику глаза. Я уже поднял руку, но что-то меня остановило. Я просто не мог нанести удар. Мне казалось, я чувствую, как мои пальцы впиваются в его глазницы, проникая вглубь и выворачивая окровавленные глазные яблоки. У меня заболели глаза и меня чуть не стошнило. К счастью, я сумел справиться с собой и провести другой приём, но то, что произошло, могло стоить мне жизни. Я не считаю себя слабаком и чересчур гуманным человеком. Я мог бы взорвать или пристрелить врага без всякой жалости и угрызений совести, но какой-то внутренний барьер мешает мне вырывать глаза, разрывать ноздри и рот и делать подобные приёмы. Как мне преодолеть этот барьер? — 203 —
|