|
– Я пойду… в колонию Первого мая. – Ты, добивайся, брат, добивайся. Если захочешь, добьешься… К части второй(1) Но однажды и Ванда разговорилась с Олей. Они сидели в парке на скамье. Ванда спросила: – Эти девочки, которые в колонии живут, они откуда? – А девочки у нас из разных мест. – А почему они здесь живут? – Тоже по-разному… Вот у Клавы давно родители умерли, а у меня есть и отец и мать. Только отец больше не работает, а мать похлопотала, меня сюда и приняли. – А такие девочки… беспризорные есть? – Наверное, есть. – А разве ты не знаешь? – Я не знаю. Да у нас никто не знает. – А как же так? Ольга удивленно посмотрела на свою подшефную: – Тебе разве не все равно? – Конечно, интересно. – А мы даже и не думаем об этом. И некогда думать. То то, то другое, всегда некогда. А зачем про это думать, разве не все равно? И мальчишки тоже. К некоторым родители приезжают, а то письма получают, а есть и такие, которые не получают. А только мы этим не интересуемся. И Алексей Степанович говорит, не нужно на это время тратить. – А может, я – беспризорная? – Ну, так что? – Может, я на улице жила? – На улице? У нас девочки не живут на улице. Мальчики бывают, если очень балованные. А девочки нет. Если у кого родители умрут, так сейчас же в колонию. – А я знаю, что есть: просто девочки и живут на улице. – Может быть, и есть. Только все равно. Поживет немного, а потом, все равно, в колонию. И те – колонистки, и те – колонистки. Так Ванда ничего нового и не узнала в этом разговоре. (2) Каждый день начинался щедро, и казалось, лучше этого дня еще не бывало дней. А потом выходило, что день этот обыкновенный, но это было вовсе не хуже, потому что и обыкновенное было прекрасно. Зима уже тем хороша, что впереди стоит весна, а ничто так не украшает человеческую жизнь, как перспектива впереди. А у колонистов впереди была не только весна. Как это трудно посчитать, что стоит впереди у колонистов! Они и не считали, но видели и дали, и горизонты, и уходящие к горизонтам пути, украшенные радостью. А каждый день, как будто из лесу, к ним выбегали надоедливые мелочи и неприятности, привередливые, цепкие пустяки. Толпа всей этой дребедени до самого вечера суматошилась перед глазами колонистов, лезла в глаза, набивалась в уши, кричала и вопила о своем сегодняшнем важном значении. Лопались пасы, желтым дымом задыхалась литейная, плохой бракованный лес раздражающими занозами и сучками поперек горла становился в машинном отделении, лишней копейкой, которую нельзя было истратить, просачивалась во все дневные щели нужда. Это была нужда особенная, трудная. — 340 —
|