|
Пятнадцатилетняя Ляля говорит отцу: – Гришка, ты опять вчера глупости молол за ужином у Николаевых! – Да какие же глупости? – Как «какие»? Понес, понес свою философию: «Есенин – это красота умирания!» Стыдно было слушать. Это старо. Это для малых ребят. И что ты понимаешь в Есенине? Вам, шкрабам, мало ваших Некрасовых да Гоголей, так вы за Есенина беретесь… Головин не знает: восторгаться ли прямотой и простотой отношений или корчиться от их явной вульгарности? Восторгаться все-таки спокойнее. Иногда он даже размышляет над этим вопросом, но он уже отвык размышлять над вопросом другим: кого он воспитывает? Игра в друзей продолжается и по инерции и потому, что больше делать и нечего. В прошлом году Ляля бросила школу и поступила в художественный техникум. Никаких художественных способностей у нее нет, ее увлекает толь ко шик в самом слове «художник». И Гришка, и Варька хорошо это знают. Они пытались даже поговорить с Лялей, но Ляля отклонила их вмешательство: – Гришка! Я в твои дела не лезу, и ты в мои не лезь! И что вы понимаете в искусстве? А что получается из Левика? Кто его знает! Во всяком случае, и друг из него получился «так себе». Жизнь Гришки и Варьки сделалась грустной и бессильной. Гришка старается приукрасить ее остротами, а Варька и этого не умеет делать. Теперь они никогда не говорят о величии педагогической дружбы и с тайной завистью посматривают на чужих детей, вкусивших дружбу с родителями не в такой лошадиной дозе. С такой же завистью встречают они и Васю Назарова. Вот и сейчас вошел он в комнату с железной коробкой под мышкой. Головин оторвался от тетрадей и посмотрел на Васю. Приятно было смотреть на стройного мальчика с приветливо-спокойным серым взглядом. – Тебе что, мальчик? – Я принес коробку. Это коробка Лялина. А где Ляля? – Как же, как же, помню. Ты – Вася Назаров? – Ага… А вы тот… А вас как зовут? – Меня… меня зовут Григорий Константинович! – Григорий Константинович? И еще вас зовут… тот… Гри…ша. Да? – М-да. Ну, хорошо, садись. Расскажи, как ты живешь. – У нас теперь война. Там… на Мухиной горе. – Война? А что это за гора? – А смотрите: в окошко все видно! И флаг! То наш флаг! Головин глянул в окно: действительно, гора, а на горе флаг. – Давно это? – О! Уже два дня! – Кто же там воюет? – А все мальчики. И ваш Левик тоже. Он вчера был в плену. – Вот как? Даже в плену? Левик! Из другой комнаты вышла Ляля. – Левика с утра нет. И не обедал. — 140 —
|