Гости взобрались на трибуну по шаткой, узкой доске. У Петра Павловича Остробородько в этот момент было такое выражение, как будто он всходил на эшафот. Муха объявил: – Первое слово пусть скажет владелец завода, гражданин Пономарев. Пономарев сказал коротко, просто, терпеливо. Голос у него был громкий, отчетливый, круглый, но не давал ему полной силы, впрочем, этого и не было нужно: он никого ни в чем не хотел убедить, ему было все равно, что о нем думают, он шел через вьюгу, и впереди для него еще не показались огни. Вопрос был ясен, и ясно было его, Пономарева, хозяйское благородство. В кассе осталось ровно столько денег, чтобы рассчитаться с рабочими, – продавать нечего. Стаканы для снарядов работаются теперь в убыток, да для стаканов и металла нет. Пиленого леса во всем городе нет. И угля нет. И ничего нет. На заводе тысячи деталей металлических, а дерева нет, веялки и молотилки собирать не из чего. – Сами видите: штурвалы, шестерни, штанги – все лежит, а собирать нельзя. Лесопильные заводы стоят: того нет, другого нет. Голос издали крикнул: – А чего им не хватает, лесопильным заводам? Пономарев не ответил, даже не оглянулся на голос. Ответили с другого края площади: – Совести у них не хватает! Лесопильные закрылись, и наш закрывается. Одна шайка! Из шпалопропиточного завода на площадь в беспорядке высыпала толпа рабочих и двинулась к митингу. Через головы стоящих Пономарев следил за ними и мямлил: – Все, что можно сделать, я сделал бы. Я не отказываюсь. Я только ничего не вижу… Пономарев отодвинулся в тыл трибуны. Его последние слова просто остались несказанными. На земле переглянулись, переступили, кое-кто с досадой переложил завтрак под другую руку. Алеша стоял рядом со старым Котляровым. Котляров поддернул винтовку, улыбнулся Алеше, двинул одним плечом вперед. – А вот я пойду им скажу. С винтовкой ничего? – Еще лучше, только не убей никого. Винтовка Котлярова поплыла над толпой. Колька Котляров проводил отца грустными голубыми глазами. – Котляров будет говорить! – объявил Муха. – Давай, давай! – Говори, Котляров, ближе к делу! Котляров вспорхнул на трибуну и занял, казалось, большую ее часть. Он расставил ноги в широких сапогах, заложил руки в карманы пухлого своего пиджака, локти развел по трибуне. Повернулся в одну сторону – ткнул локтем Муху, повернулся в другую – ткнул Богомола. Муха дружески огрызнулся. Богомол глянул на локоть с негодованием. Кроме локтей во все стороны, тоже всем угрожая, ходил приклад его винтовки. А сверх того развернулись на трибуне и плечи старого Котлярова. Говорил он медленно, подбирая слова, веселым основательным басом. — 368 —
|