Она наклонилась к нему, и по Алешиной щеке загуляли кончики ее нежных золотистых волос: – Алеша, только никому не рассказывайте. Я не люблю этого поповича. И не пойду за него замуж. Я хотела идти в сестры милосердия, а он написал: не нужно. Он – попович, понимаете, у него и душа поповская, расчетливая. – Где он сейчас? – Он получил все, что полагается. Где-то при интендантстве. Получил капитанский чин. Но он не военный. Он только делает вид, что военный. Он – попович. И его солдаты убьют, обязательно убьют. Он попович, а хочет быть барином. – Нина, почему вы мне об этом говорите? – Мне больше некому сказать. А кроме того, еще есть одна важная причина. Я даже хотела идти к вам в госпиталь, а потом стало стыдно. А теперь уже не стыдно. Нина Петровна все это говорила спокойно, ничего не изменилось в ее лице, даже улыбка осталась та же: нежная. – А вы написали ему, что не любите его? – Я еще не написала. Все папу как-то жалко. Это его мечта. Хотя теперь это уже не модно. – Что не модно? – А вот за поповича выходить. – Пожалуй, что и не модно. – А вы будете архитектором, Алеша? – Вероятно. – А за архитектора выходить модно? Алеша, улыбаясь, присмотрелся к ее лукавому взгляду: – В общем, это ничего. – Я пошутила, Алеша. – Я понимаю. – Вы скажите: что мне делать? Я страшно хочу что-нибудь хорошее делать. Разве в учительницы пойти? Как вы думаете? – Нет, в учительницы не нужно. – Почему? – У вас не выйдет. – Это верно, что не выйдет. Все равно замуж кто-нибудь возьмет. Вот еще горе. Отчего я такая женственная, скажите? – Разве это плохо? – Да. Мне не нравится. От поповича откажусь, кто-нибудь другой явится. Интересно все-таки, кто меня возьмет замуж. А теперь такое интересное время начинается. – Вы думаете, что интересное? – Голубчик мой, так видно же! Вы не думайте, что я такая пустая или такая, как Борис. Я хочу что-нибудь делать. Наверное, пойду в учительницы. Скажите, Алеша, почему это так глупо: как женщина, так и в учительницы. А если я не хочу никого учить? Алеша не ответил. Она еще немного подумала над своим тяжелым положением, потом встряхнула хорошенькой головкой и сказала капризно: – Васюня, что же это такое! Почему никто чаю не просит? 22И сейчас возвращался Алеша таким же поздним вечером, и сейчас было так же тревожно вокруг, как и в тот вечер. Теперь на Алеше тоже были оба сапога, но ему еще не разрешали становиться на больную ногу. Впрочем, он привык к костылям, привык поджимать больную ногу, ему даже не хотелось расставаться с ними. Он решил дойти до главной улицы и там взять извозчика. — 302 —
|