|
Такова правдивая история и факты относительно ее «обмана» или, в лучшем случае, «нечестного усердия». Нет сомнения, что она заслужила часть этих упреков, невозможно отрицать, что она увлекается преувеличением вообще, и когда дело доходит до «раздувания» тех, кому она предана, ее энтузиазм не знает границ. Таким образом, она из М. сделала Аполлона Бельведерского; ее пламенное описание его физической красоты заставило его не раз вскакивать в возмущении и ломать свою озоновую трубку, бранясь, подобно истинному христианину; также под ее красноречивой фразеологией я сам имел удовольствие слышать, как меня превратили в «ангела чистоты и света», только без крыльев. Иногда мы не можем не рассердиться на нее, но чаще — смеемся. Все же те чувства, которые находятся в основе всех этих смешных излияний, слишком горячи, слишком искренни и правдивы, чтобы их не уважать или даже обращаться с ними равнодушно. Я не думаю, чтобы я когда-нибудь был так глубоко тронут чем-либо, чему я был свидетелем, во всей своей жизни, как я был тронут восторженной радостью этого бедного старого создания, когда мы недавно встретились оба в своих физических телах с нею, один после трех лет, другой почти после двух лет отсутствия и телесного расставания. Даже наш флегматичный М. был выведен из равновесия таким проявлением, в котором он являлся главным героем. Ему пришлось употребить свою силу и погрузить ее в глубокий сон, иначе у нее лопнули бы некоторые кровеносные сосуды, включая почки, печень, и ее «внутренности» — как наш друг Оксли любит выражаться — в ее лихорадочных попытках расплющить свой нос о его плащ для верховой езды, запачканный сиккимской грязью! Мы оба смеялись, и все же, разве мы могли остаться не тронутыми? Разумеется, она совершенно не годна в качестве настоящего адепта: ее натура склонна к слишком страстной любви, а мы не имеем права поддаваться личным привязанностям и чувствам. Вы никогда не сможете знать ее так, как мы знаем; поэтому никто из вас никогда не будет в состоянии судить о ней беспристрастно или правильно. Вы видите поверхность вещей; и то, что вы назвали бы «добродетелью», придерживаясь очевидности, мы будем судить, лишь измерив объект до его глубочайших глубин, а очевидностям вообще предоставим самим заботиться о себе. В вашем мнении, Е.П.Б., в лучшем случае для тех, кто любит ее, несмотря ни на что, — необычная, странная женщина, психологическая загадка, импульсивная и добросердечная, но все же несвободная от порока неправдивости. Мы, с другой стороны, под одеянием эксцентричности и простоватости находим в ее внутреннем. «Я» более глубокую мудрость, чем вы когда-либо будете в состоянии постичь. В поверхностных деталях ее простой трудовой, обычной жизни и дел вы различаете только непрактичность, женские импульсы, часто — абсурдность и напускную простоватость; мы — наоборот, наталкиваемся ежедневно на черты ее внутренней натуры, в высшей степени тонкие и изысканные, которые стоили бы непосвященному психологу годов постоянного и напряженного наблюдения и многих часов тщательного анализа и усилий, чтобы составить мнение о глубинах наиболее тонкой из тайн — человеческого сознания и одной из наиболее сложных машин — ума Е.П.Б., и таким образом познать ее истинное внутренее «Я»... — 307 —
|