«В то же время она присылала вырезки из разных газет, которые подтверждали ее словесные и печатные победы над различными авторитетами и кроме того возвещали свету массу таких невероятных фактов об оккультных, феноменальных свойствах и способностях основательницы Теософического Общества, что людям здравомыслящим не было возможности им верить» (Желиховская, «Радда-Бай. Е.П. Блаватская»). Горячая любовь к родине и негодование в связи с нападками Ватикана на славян и православную церковь во время войны России с Турцией, по словам В.П. Желиховской, «сложили ее в жару и бреду». Но, «поправившись, она разразилась рядом таких язвительных статей на папу и его «благословение турецкого оружия», что его нью-йоркский нунций счел благоразумным ее задобрить и прислал парламентера. Разумеется, парламентер не был принят... Несказанно радовали Е.П. Блаватскую успехи русского оружия, за которыми она жадно следила, — гораздо больше, чем собственные ее преуспеяния. Это явствует из одновременных писем ее в Россию. Взятие Плевны, например, заставило ее разразиться восторженно радостным посланием к родным, тогда как присылка ей из Англии в то же время диплома на почетное масонское звание вызвало умеренное удовольствие и язвительное письмо. Слушайте, братцы! — пишет она. — Посылаю вам курьез: масоны Англии, главой коих состоит принц Уэльский, прислали мне диплом за мою «Изиду»... Я, значит, нынче — «Таинственный Масон»!.. Того и жду, что за добродетели меня в папы Римские посадят... Посылаю вырезку из Масонского журнала. А орден очень хорош — рубиновый крест и роза». Еще ранее европейских масонов ей прислала диплом на членство старейшая в мире (еще дохристианская) Ложа Бенаресского общества Сат-Бхай, на санскритском языке, с изображением браминских знаков[111]. Вскоре после заключения мира нашего с Турцией Е.П. Блаватской пришлось волей-неволей принять американское гражданство. Один американец, умирая, завещал ей свое имение, с тем чтоб она приняла его. Это была простая формальность, но она ужасно взволновала ее. «Сейчас вернулась из Верховного Суда, где принимала присягу в верности Американской Республике, — писала она. — Теперь я равноправная с самим президентом Соединенных Штатов, гражданка... Это прекрасно: такова моя оригинальная судьба; но до чего противно было повторять за судьей тираду, которой я никак не ожидала, что-де я, отрекаясь от подданства и повиновения Императору Всероссийскому, принимаю обязательство любить, защищать и почитать единую конституцию Соединенных Штатов Америки... Ужасно мне жутко было произносить это подлейшее отречение! Теперь я, пожалуй, политическая и государственная изменница? Приятно! Только как же это я перестану любить Россию и уважать Государя? Легче языком сболтнуть, чем на деле исполнить». — 289 —
|