|
Пластика каждого момента сценической жизни персонажа представлялась ему в скульптурно выразительной форме. В то же время пластический замысел роли изменялся в процессе ее сценического исполнения. Шаляпин, для которого материалом служило его живое тело, уже на самой сцене "лепил" себя на глазах у зрителей. И каждое его положение, движение рук, поворот головы, рожденные музыкой, настолько интенсивно выражали душевное состояние образа, что найденному соответствию внутреннего мира и пластическому его решению мог позавидовать любой скульптор. "Однажды,-вспоминает С. Коненков,-Шаляпин сказал нам, художникам, что он рожден быть скульптором... Потом, размышляя над его словами, я решил, что Шаляпин прав. Когда передо мной вставали образы Бориса Годунова, Грозного, Мефистофеля, Мельника, Сусанина, Пимена, Олоферна, Сальери, Дон Кихота и многих других, я видел их именно изваянными. Нет сомнения-перед нами скульптор, каких еще не было". Но сердцем всех художественных способностей, творивших образ на сцене, по-прежнему оставалась музыкальность Шаляпина. Вся творческая организация его души в момент сценического исполнения образа находилась в прямой зависимости от ощущения музыкального звучания всех душевных состояний персонажа. * Шаляпин чувствовал себя в полной зависимости от оркестрового сопровождения. Оно могло рождать и гасить импульсы его творчества. Отсюда необычайная требовательность Шаляпина к дирижерам оперного театра, неизбежно порождавшая конфликты с теми из них, кто не был способен чувствовать "музыкальный ритм жизни" его персонажа. Музыка рождала и пронизывала все внутренние движения, тончайшую игру мыслей и переживаний человека, воплощаемого на сцене. В — 279 —
|