Улыбка чудная играла. И еще один рисунок образа Бориса. Ослабший, растерянный, неспособный даже владеть своим лицом, лишенный воли, такой, каким хотел его видеть Шуйский, постаревший и мало способный к серьезной борьбе. Может быть, он, уже не управляя собой, слушает Шуйского. И это же оцепеневшее лицо может быть у него и после ухода Шуйского в начале сцены галлюцинации. Да, ежели в тебе пятно единое... Единое случайно завелося, Тогда беда. И рад бежать, да некуда. Душа сгорит, нальется сердце ядом, Так тяжко, тяжко стонет, Что молотом стучит в ушах укором и проклятьем... И душит что-то, Душит... и голова кружится... — 246 —
|