|
Глад и мор, и трус, и разоренье... Словно дикий зверь, рыщет люд зачумленный. Голодная, бедная, стонет Русь! И в лютом горе, ниспосланном богом За тяжкий мой грех в испытание, Виной всех бед меня нарекают, Клянут на площадях имя Бориса! Входит Ближний боярин, докладывает о приходе Василия Шуйского и о тайной беседе, состоявшейся между Шуйским, Мстиславским и Пушкиным. И вот еще один шаляпинский рисунок образа Годунова. В этом лице трудно уловить мягкость и благородство просвещенного государя. Сейчас в нем все заслонила мрачная сторона его души: и темное пятно его совести, и многолетнее раздражение, порожденное повседневной борьбой с боярской оппозицией. Взгляд его полон подозрения и антипатии к стоящему перед ним человеку, по всей вероятности к Шуйскому. Так и кажется, что с уст его тотчас сорвутся слова Бориса: Наглый лжец, трижды клятву преступивший, Хитрый лицемер, лжец лукавый... С этим же лицом Борис мог воспринимать страшное сообщение — 242 —
|