|
Этнические стереотипы, связанные с Цыганом – навязчивость, попрошайничество и жульничество: "цыган валочытца па свеце, свайго хаджайства не мае, а тое ўжывае, што гдзе запарве або выдурыць" [191, с. 26]. Цыган хитер, но не предвидит последствий своих поступков. Потому, несмотря на хитрость и способность к колдовству, Мужик способен перехитрить Цыгана. Рисунок: Цыганский табор – Шпилевский, с. 89. Стереотипы, связанные с Татарином, – иноверие и отсутствие сообразительности: он не понимает, почему белорус осеняет себя знамением, видя крест, но не крестится на столб [191, с. 184]. Иноверие понимается как следствие связи с нечистой силой ("чужой" как существо Хаоса): такова татарка, которая "няміла каней і седакоў, а потым душыла іх на сваіх грудзях" [173, с. 450]. В борьбе христианства (добро) и "басурман" (зло) побеждает первое: татары слепнут, когда монахи выходят к ним с иконами [173, с. 241]. Но тем не менее "Свой Чужой", сосед-татарин не воспринимается как потомок тех – давних и страшных полумифических существ. Белорусы и евреи: немного истории. Наиболее яркий образ Своего Чужого в культуре белорусской деревни – Еврей. Однако до нашего погружения в текст отметим исторически подтвержденный факт: отношения белорусов и евреев, живущих в Беларуси, практически никогда не были омрачены конфликтностью. Не случайно на Всебелорусском съезде в Минске (1917 г.) еврейские организации выражали белорусам благодарность за что отсутствие погромов. Известно, что на территории Беларуси евреи начали заселяться со времен правления Ягайлы, после Кревской унии; в основном это были беженцы из Германии. Они эмигрировали по причине антиеврейских настроений, обострившихся в связи с некоторыми постановлениями IV Лютеранского собора. С этого периода на белорусских землях начинается обширный культурный взаимообмен между двумя народами (в языковой, религиозной, поведенческой и др. сферах) . В этом случае неизбежна та или иная степень взаимоуподобления этносов (что – в случае белорусских евреев – отмечает, например, А.Киркор), так что можно говорить о "своем" компоненте в "чужом" этническом характере и наоборот. В то же время на фоне сходства быта, имущественного статуса и т.д. отчетливо выражаются и различия, которые в сказках гиперболизируются – и в силу "зримости", наглядности, и в соответствии с законами жанра. Каков же образ сказочного Еврея? Раввинская мудрость. Первое, что бросается в глаза – это книжность, причем, носящая специфически религиозный характер. Это качество персонифицировано в образе раввина (впрочем, иногда это бывает просто умный, "навучны" еврей) , к которому люди обращаются по любому бытовому поводу. Результат всегда один: "Рабін сядзеў над бубляю да мысляваў" [189, с. 114]. Это долгое сидение над "бубляю" не приводит ни к какому внятному результату: для Мужика обращение к священным книгам в поисках ответа на вопрос, который решается с помощью собственного трудового опыта, представляется достойным насмешки. — 187 —
|