|
Разумеется, бывает немало случаев, когда к насмешкам побуждает состояние собственной ущербности насмешника, его несчастливость. Таким способом он самоутверждается, кого-то унизив. Тогда мы должны непременно вмешаться и уделить внимание не только жертве, которая не знает, как ей стать другой, но и обязательно, самому насмешнику – и не только в плане осуждения и критики, но и понимания его тайных мотивов, о которых он сам может не подозревать. Работая в школе, я нередко встречала детей, ведущих себя жестоко и агрессивно по отношению ко всем, более слабым. Их собственная домашняя жизнь обычно оказывалась плачевной. Даже если семья была полная и внешне приличная, отношение к ребенку носило формальный характер, без настоящей заботы, его истинное состояние соответствовало заброшенности. Насмешник, таким образом, как и его жертва, имеет право находиться в зоне милосердия. Сколько-нибудь понятый и отогретый, он скорее поймет, над кем ему не стоит смеяться. Таким образом, если мы поймем насмешки, как своеобразный регулятор и стимул взаимного развития детей в коллективе и научимся отличать насмешку конструктивную, имеющую смысл, от жестокой и бессмысленной, то шансы детей обрести самих себя, становятся весьма неплохими. Тогда дети или поймут, что принадлежат к этому «птичьему двору» и постепенно «научатся нести яйца», либо они его покинут и станут искать свой двор, свою стаю. Помните, гадкий утенок оказался на птичьем дворе случайно, и его, как непохожего, приняли очень плохо. - Ну вот, еще целая орава! Точно нас мало было! А этот-то какой безобразный! Его уж мы не потерпим! И сейчас же одна утка подскочила и клюнула его в шею. - Оставьте его! - сказала утка-мать. - Он ведь вам ничего не сделал! - Это верно, но он такой большой и странный! - отвечала забияка. - Ему надо задать хорошую трепку! - Славные у тебя детки! - сказала старая утка с красным лоскутком на лапке. - Все очень милы, кроме вот этого… Этот не удался! Хорошо бы его переделать!… - Он больно велик! - говорили все, а индейский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся, словно корабль на всех парусах, подлетел к утенку, поглядел на него и пресердито залопотал; гребешок у него так весь и налился кровью. Бедный утенок просто не знал, что ему делать, как быть. И надо же ему было уродиться таким безобразным, чтобы сделаться посмешищем для всего птичьего двора! Так прошел первый день, затем стало еще хуже. Все гнали бедняжку, даже братья и сестры сердито говорили ему: — 60 —
|