Внезапно она замолчала. Карета остановилась. Дю Руа отворил дверцу. — Где мы? — спросила она. Он ответил: — Выйдите из экипажа и войдите в этот дом. Там нам будет спокойнее. — Но где мы? — У меня. Это моя холостая квартира, которую я снова нанял, на несколько дней… чтобы иметь уголок, где мы могли бы встречаться. Она ухватилась за подушки экипажа, в ужасе при мысли о свидании с ним наедине, и пролепетала: — Нет, нет, я не хочу! Я не хочу! Он произнес решительным топом: — Клянусь вам, что буду относиться к вам с уважением. Выходите. Видите — на нас смотрят. Вокруг уже собирается народ. Скорее, скорее, выходите. И повторил: — Клянусь, что буду относиться к вам с уважением. Торговец вином с любопытством смотрел на них, стоя в дверях своей лавки. Ее охватил страх, и она бросилась в подъезд. Она хотела подняться по лестнице. Он удержал ее за руку: — Это здесь, внизу. И втолкнул ее в свою квартиру. Заперев дверь, он набросился на нее, как хищник на добычу. Она отбивалась, боролась, лепетала: — О боже мой!.. боже мой!.. Он целовал ее шею, глаза, губы с такой страстью, что она не могла уклониться от его бешеных ласк; и, отталкивая его, избегая его поцелуев, она против воли возвращала ему их. Вдруг она перестала сопротивляться и, побежденная, покорная, позволила ему раздеть себя. Он искусно и проворно снял с нее одну за другой все принадлежности туалета с ловкостью опытной горничной. Она вырвала из его рук корсет, чтобы спрятать в нем лицо, и стояла, вся белая, посреди сброшенной к ногам одежды. Он оставил на ней только ботинки и перенес ее на руках в постель. Тогда она прошептала на ухо: — Клянусь вам… клянусь вам… что у меня никогда не было любовников… — точно молоденькая девушка, которая говорит: «Клянусь вам, что я невинна». И он подумал: «Вот уж это мне, право, совершенно безразлично». VНаступила осень. Дю Руа провели в Париже все лето и во время непродолжительного роспуска палаты вели в «Vie Fran?aise» энергичную компанию в пользу нового кабинета. В первых числах октября обе палаты уже собирались возобновить свои заседания, так как положение дел в Марокко принимало угрожающий оборот. В сущности, в возможность экспедиции в Танжер не верил никто, несмотря на то, что в день закрытия парламента депутат правой, граф де Ламбер-Саразен, в остроумной речи, вызвавшей аплодисменты даже центра, предложил по этому вопросу пари, подобно тому как это сделал когда-то знаменитый вице-король Индии; он ставил свои усы против бакенбардов председателя совета министров, утверждая, что новый кабинет неминуемо должен будет последовать примеру прежнего и послать в Танжер войска, как раньше была послана армия в Тунис, — из любви к симметрии, потому же, почему ставят на камин две вазы, а не одну, он прибавил: «И в самом деле, Африка служит для Франции камином, милостивые государи, — камином, в котором сгорают наши лучшие дрова, — камином с сильной тягой, который разжигается банковыми билетами. — 390 —
|