|
Оп почувствовал страх перед своей кроватью и, чтобы не видеть ее, открыл окно и стал смотреть на улицу. Ледяной холод охватил его с ног до головы, и он отступил, задыхаясь. Ему пришло в голову затопить камин. Он медленно принялся за это, не оборачиваясь. Когда он прикасался в чему-нибудь, по рукам его пробегала нервная дрожь. В голове мутилось; мысли кружились, разорванные, ускользающие, мучительные, он был в состоянии какого-то тяжелого опьянения. Беспрестанно он спрашивал себя: — Что мне делать? Что со мной будет? Он снова стал ходить по комнате, машинально повторяя: «Я должен быть храбрым, очень храбрым». Потом он подумал: «На всякий случай надо написать родителям». Он опять сел, взял лист почтовой бумаги и написал: «Милый папа, милая мама…» Потом он нашел это обращение слишком обыденным при таких трагических обстоятельствах. Он разорвал листок и начал снова: «Милый отец, милая мать, я буду драться на дуэли завтра рано утром, и так как может случиться, что…» У него не хватило решимости дописать до конца, и он порывисто вскочил. Он будет драться на дуэли. Это неизбежно. Эта мысль давила его. Что же такое происходит в нем? Он хотел драться, — решение его было твердо и непоколебимо. И в то же время ему казалось, что, несмотря на все усилия воли, у него не хватит сил даже для того, чтобы добраться до места поединка. От времени до времени у него начинали стучать зубы, производя негромкий сухой звук. Он спрашивал себя: «Случалось ли когда-нибудь моему противнику драться на дуэли? Посещал ли он тир? Классный ли он стрелок?» Дюруа никогда не слыхал его имени. Однако, если бы этот человек не был превосходным стрелком из пистолета, он не согласился бы с такою легкостью, без всяких споров на это опасное оружие. И Дюруа представлял себе сцену дуэли, представлял, как будет держать себя он сам и как будет держать себя его противник. Он напрягал мысль, пытаясь нарисовать себе мельчайшие детали поединка. И вдруг он увидел перед собой глубокое черное дуло, из которого вот-вот должна была вылететь пуля. Внезапно им овладел приступ ужасного отчаяния. Все его тело судорожно дрожало, он стискивал зубы, чтобы не кричать, испытывая безумное желание кататься по полу, рвать и кусать все, что попадется под руку. Вдруг он заметил на камине стакан и вспомнил, что у него в шкафу спрятан почти нетронутый литр водки; после военной службы он сохранял привычку «замаривать червячка» каждое утро. Он схватил бутылку и стал пить прямо из горлышка большими, жадными глотками. Он отставил ее только тогда, когда у него захватило дыхание. Она была опорожнена на целую треть. — 321 —
|