|
И вот 14 декабря он очутился без гроша в кармане, не представляя себе никакой возможности откуда-нибудь достать хоть немного денег. В этот день, как это случалось часто прежде, он совсем не завтракал и провел весь день в редакции за работой, взбешенный и озабоченный. Около четырех часов он получил от своей любовницы городскую телеграмму, гласившую: «Хочешь пообедать вместе? Потом сделаем куда-нибудь вылазку». Он тотчас же ответил: «Обедать невозможно». Потом подумал, что с его стороны глупо отказываться от приятных мгновений, которые она может ему доставить, и прибавил: «В девять часов буду ждать тебя на нашей квартире». Он отправил записку с одним из рассыльных редакции, чтобы избежать расхода на телеграмму, и стал размышлять, как бы ему достать денег на обед. К семи часам он еще ничего не придумал, и от ужасного голода у него ныло в животе. Тогда отчаяние подсказало ему средство. Он дождался, пока один за другим ушли все его сослуживцы, и, оставшись один, стремительно позвонил. Швейцар патрона, оставшийся сторожить редакцию, явился на зов. Дюруа стоял и нервно рылся в карманах. Он сказал отрывистым тоном; — Послушайте, Фукар, я забыл кошелек дома, а мне нужно ехать обедать в Люксембургский сад. Одолжите мне пятьдесят су[34] на извозчика. Тот вынул из жилетного кармана три франка и спросил: — Вам не требуется больше, господин Дюруа? — Нет, нет. Этого достаточно. Благодарю вас. И, схватив серебряные монеты, Дюруа спустился бегом по лестнице, потом пообедал в кабачке, куда он заглядывал в черные дни. В девять часов он поджидал свою любовницу, грея ноги у камина маленькой гостиной. Она вошла, очень оживленная, очень веселая, возбужденная морозным воздухом: — Хочешь, — сказала она, — погуляем немного, потом вернемся сюда к одиннадцати часам. Погода для прогулки восхитительная. Он ответил ворчливым тоном: — Зачем уходить из дому? И здесь хорошо. Она продолжала, не снимал шляпы: — Если бы ты видел, какая удивительная луна. Истинное наслаждение — прогуляться в такой вечер. — Может быть, но я не желаю гулять. Он сказал это с бешеным видом. Ее это поразило, оскорбило; она спросила: — Что с тобой? Что значит этот тон? Мне хочется прогуляться, и я не понимаю, почему тебя это сердит. Он поднялся, разъяренный: — Меня это не сердит. Мне просто это противно. Вот и все! Она была из тех натур, которых сопротивление раздражает, а грубость выводит из себя. Презрительно, с холодным негодованием, она сказала: — Я не привыкла, чтобы со мной так говорили. В таком случае я ухожу одна. До свиданья! — 288 —
|