|
— До свиданья, Милый друг! И ветхая каретка тронулась в путь, увлекаемая усталой рысью белой клячи. В течение трех недель Дюруа принимал таким образом г-жу де Марель каждые два-три дня, иногда утром, иногда вечером. Как-то раз, когда он ждал ее в послеобеденное время, громкие крики на лестнице заставили его подойти к двери. Раздавался громкий плач ребенка. Сердитый мужской голос закричал: — Чего он воет, этот чертенок? Визгливый, раздраженный женский голос ответил: — Эта шлюха, которая таскается к журналисту, что над нами, сбила с ног Никола на площадке. Не следовало бы пускать этих потаскушек; не замечают детей на лестницах! Дюруа, растерявшись, отскочил от дверей, так как он услышал этажом ниже быстрое шуршанье юбок и торопливые шаги, поднимающиеся по лестнице. Вскоре раздался стук в дверь, которую он только что запер. Он открыл ее, и г-жа де Марель вбежала в комнату, с трудом переводя дыхание, вне себя, бормоча: — Ты слышал? Он притворился, что ничего не знает. — Нет, а что? — Как они меня оскорбили. — Кто? — Эти негодяи, которые живут внизу. — Но что же случилось, скажи мне? Она зарыдала и не могла произнести ни слова. Ему пришлось снять с нее шляпу, расстегнуть платье, уложить на кровать, растереть виски мокрым полотенцем, — она задыхалась. Затем, когда волнение ее немного улеглось, она разразилась негодующими словами. Она требовала, чтобы он немедленно спустился вниз, побил их, убил. Он повторял: — Но ведь это рабочие, грубияны. Подумай о том, что тебе придется судиться, что тебя могут арестовать, узнать, погубить. С такими людьми нельзя связываться. Она начала обсуждать другой вопрос: — Что же нам теперь делать? Я не могу больше приходить сюда. Он ответил: — Очень просто. Я переменю квартиру. Она прошептала: — Да… Но это потребует много времени. Внезапно ей пришла в голову новая мысль, и она сразу же успокоилась. — Нет, нет, я придумала, предоставь все мне, ни о чем не беспокойся. Я пришлю тебе завтра утром голубой листочек. «Голубыми листочками» она называла городские письма-телеграммы[32]. Она теперь улыбалась, восхищенная своей выдумкой, которой пока не хотела с ним делиться, и не было конца се шаловливым ласкам. Все же, спускаясь по лестнице, она очень волновалась и крепко опиралась на руку своего возлюбленного, потому что у нее подкашивались ноги. Они никого не встретили. Он вставал поздно, и потому на другой день в одиннадцать часов еще лежал в постели, когда почтальон подал ему обещанную «синюю бумажку». — 282 —
|