|
— Пойдем домой, — сказал он. Г-жа де Марель звонком вызвала лакея и приказала подать счет. Счет был подан почти сейчас же. Она хотела просмотреть его, но цифры прыгали у нее перед глазами, и она протянула его Дюруа: — Вот, платите за меня, я ничего не вижу: слишком пьяна. И она бросила ему кошелек. Общая цифра достигала ста тридцати франков. Дюруа просмотрел и проверил счет, дал два кредитных билета и, получая сдачу, спросил вполголоса: — Сколько нужно оставить на чай? — Сколько хотите, я не знаю. Оп положил на тарелку пять франков и возвратил молодой женщине кошелек со словами: — Вы мне позволите проводить вас? — Конечно. Я не в состоянии добраться домой одна. Они попрощались с супругами Форестье, и Дюруа очутился в фиакре вдвоем с г-жой де Марель. Он чувствовал ее возле себя, совсем близко, запертую вместе с ним в темной коробке, освещавшейся на мгновенье лучами уличных фонарей. Он чувствовал сквозь ткань одежды теплоту ее плеча и не в состоянии был сказать ей ни слова, ни одного слова, потому что мысли его были парализованы непреодолимым желанием схватить ее в свои объятия. «Что она сделает, если я осмелюсь?» — думал он. Воспоминание о всех непристойностях, произнесенных во время обеда, ободряло его, но в то же время боязнь скандала удерживала от какого-либо шага. Она тоже молчала и сидела неподвижно, откинувшись в угол кареты. Он подумал бы, что она спит, если бы не видел блеска ее глаз всякий раз, когда в карету проникал свет. «О чем она думает?» Он чувствовал, что не нужно говорить, что одно слово, одно единственное слово, которое нарушит молчание, может испортить все; но у него не хватало смелости для внезапного и грубого действия. Вдруг он почувствовал, что она шевельнула ногой. Она сделала движение, резкое, нервное движение, выражавшее нетерпение или, быть может, призыв. При этом едва уловимом жесте он затрепетал весь, с ног до головы, и, быстро повернувшись, бросился на нее, ища губами ее губы и руками ее обнаженное тело. Она испустила слабый крик, пытаясь выпрямиться, вырваться, оттолкнуть его; потом уступила, словно у нее не было сил сопротивляться дольше. Карета скоро остановилась перед ее домом, и Дюруа, не ожидавший этого, не успел подыскать страстные слова, чтобы поблагодарить ее, выразить свою признательность и любовь. Она, между тем, не поднималась, не двигалась, ошеломленная случившимся. Тогда он испугался, как бы не вызвать подозрений у кучера, вышел первый и подал руку молодой женщине. Она вышла, наконец, из фиакра, слегка пошатываясь и не говоря ни слова. Он позвонил и, когда дверь отворилась, спросил, дрожа от волнения: — 278 —
|