И, кроме того, ему казалось, что этот человек, неизвестно почему, был недоволен его появлением там. Ему больше нечего было делать до трех часов, а сейчас не было еще и двенадцати. В кармане у него оставалось шесть с половиной франков; он позавтракал у «Дюваля»[28]. Потом побродил по бульварам и ровно в три часа поднялся по лестнице, покрытой объявлениями, в редакцию «Vie Fran?aise». Рассыльные, скрестив руки, сидели на скамейке в ожидании поручений, а швейцар за конторкой, похожей на профессорскую кафедру, разбирал только что полученную корреспонденцию. Обстановка была внушительная и производила впечатление на посетителей. Служащие умели держать себя с достоинством, с шиком, как подобает в прихожей большой газеты. Дюруа спросил: — Можно видеть господина Вальтера? Швейцар ответил: — Господин издатель на заседании. Не угодно ли вам подождать? — и указал на приемную, уже переполненную людьми. Тут были солидные, важные люди с орденами, были и плохо одетые посетители в сюртуках, застегнутых доверху, тщательно скрывающих от глаз белье, покрытых на груди пятнами, напоминающими очертания морей и континентов на географических картах. Среди них были три женщины. Одна из них, красивая, улыбающаяся, нарядная, была похожа на кокотку; соседка ее, с трагическим лицом в морщинах, тоже нарядная, но в более строгом стиле, носила на себе отпечаток чего-то помятого, чего-то искусственного, присущего обычно бывшим актрисам; в ней было нечто, напоминающее поддельную выдохшуюся молодость, горький запах застоявшейся любви. Третья женщина, в трауре, сидела в углу, с видом неутешной вдовы. Дюруа решил, что она пришла просить подаяния. Никого не принимали, хотя прошло уже более двадцати минут. Тогда Дюруа пришла в голову одна мысль, и он сказал швейцару: — Господин Вальтер назначил мне прийти в три часа. Посмотрите, нет ли тут моего друга Форестье. Тогда его провели по длинному коридору в большой зал, где четыре господина писали, сидя за широким зеленым столом. Форестье, стоя у камина, курил папиросу и играл в бильбоке. Он был очень искусен в этой игре и каждый раз насаживал громадный шар из желтого букса на маленький деревянный гвоздик. При этом он считал: — Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять. Дюруа сказал: — Двадцать шесть. Форестье взглянул на него, не прерывая равномерных движений руки. — Ах, это ты? Вчера я выбил пятьдесят семь в один прием. Только Сен-Потен сильнее меня в этой игре. Ты видел патрона? На редкость смешное зрелище представляет из себя этот толстяк, когда он играет в бильбоке. Оп при этом так открывает рот, как будто хочет проглотить шар. — 257 —
|