— Марья, — сказала она сиплым, не своим голосом, впервые за все три года называя Лусьеву по имени. — Я, Марья, того… Ну да что уж тут!., не везет! Вот, Прасковья Семеновна, извольте получать… при свидетелях… — Так точно, душенька Полина Кондратьевна, при свидетелях!.. — отозвалась Буластова тонким и веселым голосом, ловя с тарелки вилкой румяный кусок семги. — Все по чести и в аккурате!.. — Как следствует!.. — сипло поддакнула какая-то из «дам»… Полина Кондратьевна обвела всех своим мертвым взглядом и продолжала: — Так вот… я, Марья, от тебя отказываюсь, ты мне больше не слуга… Теперь будет твоя госпожа Прасковья Семеновна… целуй ручку. Кровь хлынула в голову Маше. Так и отшатнуло ее… Буластиха улыбалась ей, жуя семгу маслянистым ртом, и протягивала тяжеловесную, мясистую, в кольцах лапу. — Целуй, скорее целуй… — послышался за спиной Маши быстрый, трепетный шепот взволнованной Адели. Маша, едва соображая, что с ней сделали, что она сама делает, нагнулась к протянутой руке. — Испужались? — сказала Буластова с той же торжествующей и жеманной улыбкой, голосом сдобным, звонким и певучим, как у охтенки. — А вы не пужайтесь. У меня вам, душенька, будет оченно как прекрасно… Бумажонки и причандалы ейные у вас, Аделичка, будут? — обратилась она к Адели. — Ключи дайте! — грубо крикнула та на беспомощную Полину Кондратьевну. Старуха молча, трясущейся рукою, вынула из сумочки на поясе связку ключей. — Пожалуйте, примите!.. — отрывисто и мрачно обратилась Адель к Буластовой. — Федосья Гавриловна, — хозяйски приказала Буластова одной гостье, высокой и плечистой бабе-гренадеру, угрюмой с виду и даже не без усов. — Сядь, голубушка, рядом с барышней, возьми ее за ручку, покуда мы не вернемся. — Не отнимем ее у вас, — обиделась Адель. — Что это вы, право, Прасковья Семеновна. Та возражала уже на ходу. — Ах, милая, как вы могли подумать? Разве я от вас надеюсь? А бывает, что бегают… — Куда от нас бежать? Ей бежать совсем некуда. — Конечное дело, что некуда. Да ведь глупы они, девки, соображения не имеют. Мало ли что им в фантазию вступит? Дом же у вас огромаднейший, имеет многие выходы, богатейшее помещение… Выскочит барышня на улицу, — возись с нею!.. Другие тоже, случается, стекла бьют, скандалы делают… — Не таковская. — Ах, не скажите! Ах, ангел мой, и очень вы мне этого не говорите! Ни одна девушка сама характера своего не знает, и, чего вы можете от нее с большой внезапностью ожидать, этого вы наперед знать никак не в своем состоянии. — 1093 —
|