|
— Это из мифологии, знаете, — смеясь, пояснила она. Маша знала. Вещь была действительно художественная, чуть ли не майковской кисти. Любопытство преодолело стыд. Маша посмотрела картину, конфузясь, краснея, с угрызением совести, но и с любопытством. — Тут Фрина с невольницей… Тут Пазифая… — быстро отдергивала и сейчас же задергивала полотна Адель, так что они едва успевали сверкнуть в глазах Маши обилием нагого тела и странными позами. — Это рубенсова семья сатиров… Все очень пикантно… Да вы заходите завтра днем… Часа в два… Полины Кондратьевны не будет дома: поедет с визитами… Я вам все покажу. Только ей — молчок, а то мне достанется. Она призадумалась как бы с некоторой нерешительностью и вдруг хитро подмигнула. — А, впрочем, я и сейчас еще покажу вам что-то интересное. Что же я все забавляю вас старьем? Перейдемте в будуар, — увидите новую живопись: чудесный Константин Маковский… Это уже приобретение… заказ самой Полины Кондратьевны и, конечно, ничего неприличного… так, — очень художественное ню… * * *Картина, действительно превосходная, изображала нагую женщину, стоящую во весь рост, в позе Венеры Медицейской. Но золотые волосы ее не были убраны «а ля грек», как у бессмертного образца, но, распущенные по плечам и спине, катились волнами именно уже «рейнского золота» ниже колен. Маша Лусьева смыслила кое-что в живописи. Она сразу распознала, что это — портрет, и ахнула в изумленном восторге: — Какая красавица. Кто такая? Адель, с улыбкой странного самодовольства, назвала: — Евгения Александровна Мюнхенова. Слыхали? — Нет. Адель высоко подняла черные брови. — Не слыхали про Женю Мюнхенову? — Никогда не слыхала. — Ну, Мари, вы, должно быть, не в Петербурге живете, а в какой-нибудь медвежьей берлоге… Впрочем… вам который год? — С прошлой недели пошел девятнадцатый. — Ага! Значит, когда Женя блистала в Петербурге, вы были еще совсем маленькая девчурка. Ведь это около десяти лет тому назад. Уж седьмой год, что ее нет в России… — Она… артистка была? — Н-н-н-е-ет… — протянула Адель, — не совсем… Ее, знаете, безумно любил великий князь… Названное имя заставило Машу, верноподданную обожательницу царской фамилии, округлить глаза новым изумлением, почтительным почти до страха. — Как же это, Адель Александровна? — робко возразила она, — ведь он женатый и у них дети взрослые? Адель рассмеялась. — Ах вы… наивность! Как будто женатые не влюбляются! Что же им, под венцом, глаза, что ли, выкалывают, чтобы не видали больше женской красоты?.. Великий князь человек с развитым эстетическим вкусом… А согласитесь, что между Женей Мюнхеновой и этой жирной немецкой принцессой, его супругой, есть маленькая разница не в пользу законной толстухи… — 1013 —
|