Фейнман мгновенно постиг замысел нашей теории, чем доказал, что и впрямь нет такой задачи в мире физики, о которой он не мог бы составить блистательного мнения. По сути, следующие полчаса он предъявил мне больше блистательных мнений, чем я смог сгенерировать сам, думая об этой теории два месяца подряд. Легкость, с которой он превзошел мои мыслительные способности, должна была бы меня обескуражить, но я лишь порадовался, что ему наша идея пришлась по вкусу. И тогда я рассказал ему о конфликте с другой теорией. – Вы понимаете ту теорию? – спросил он. – Я читал статью. Проследил за их расчетами. – Проследили? Если вы за чем-то проследили, это еще не означает, что по верному пути. Вот если сами выведите, – сказал он, – тогда поймете. А может, и поверите в нее. – Он помолчал и добавил: – Конечно, может оказаться, что это херня. Подозреваю, так и есть, потому что мне кажется, вы все сделали верно. – Но эта теория существует уже пятнадцать лет, – возразил я. – Ладно, – отозвался он, – значит, это не просто херня, а старая херня. Я рассмеялся. Мы так никогда и не поговорили о наших надвигающихся смертях, но группа поддержки удалась все равно. На краткое время нашей беседы я успел удрать от постоянного беспокойства за рак. Обсуждение квантовой оптики сделало мир чудесным и воодушевляющим. Мне показалось, что Фейнман это тоже почувствовал. XXПришло время повидаться с доктором Смайликом. Чем ближе я подходил к клинике, тем больше у меня сводило живот. Добрался я туда, видимо, настолько жутко бледным, что на сей раз ждать меня не заставили. Тут же проводили в смотровую и предложили прилечь, если надо. Ага, теперь они со мной цацкаются, подумал я. Потому что жалеют. Лежа на обернутой бумагой подушке, я представлял себе мерзкие процедуры, ожидавшие меня в будущем. Операция, конечно, – сама по себе настолько чудовищная, что я не стал ее воображать, – а следом бесконечные анализы, уколы, рентген, может, и облучение или химиотерапия, а значит, и дальнейшие истязания моего нутра. Ужасная тошнота, выпадение всех волос, включая брови и ресницы. Прошло несколько минут, и мой врач открыл дверь. Я сел, внезапно ощутив вброс адреналина. Врач удивился, что я один. Собрался вновь оставить меня. – Доктор? – Я попросил консультации, – сказал он. – Лучшие специалисты. Подождите минуточку. И он ушел. Тон у него был мрачный. Я терялся в догадках, что бы это значило. Что меня ожидало? Какое потрясение. Хуже всего – не понимать, что происходит. Я снова лег. — 72 —
|