|
Когда сравнивают художников или писателей, это мало что дает. Во всяком случае, трудно говорить, кто лучше, кто хуже. Тургенев открывается нам своим мирочувствием, своей тоской, своей скорбной печалью, с которой он глядит на мир, на природу, своей меланхолией. Достоевский — своим страстным протестом, своим поиском Неба, своим невероятным, болезненным интересом ко всем извращениям, которые претерпевает душа. Он прав, в этих патологиях скрываются на самом деле самые главные механизмы душевной жизни. Если бы речь шла только о сумасшедших, то это не было бы интересно никому, кроме врачей. Однако весь мир читает Достоевского, потому что в нас сидят эти, на страницах романа гипертрофированные люди. И иногда с болью узнаешь себя в каком–нибудь маньяке, который там изображен. Это, конечно, гротеск, конечно, литературный образ, но ведь на то он и образ… Очень часто в литературе мы встречаем прием гротеска, чтобы показать явление обычное. Разумеется, монстры, которые населяют «Мертвые души» Гоголя, не ходили табунами по России, но он их не выдумал. Он создал их из материала, который его окружал, и гротеск имел значение. Поэтому, я думаю, что всех наших писателей надо читать и каждого воспринимать с той мелодией, которую он несет, и не требовать от Достоевского, чтобы он был меланхоличным, как Тургенев, а Тургенев — страстным и бунтующим, как Достоевский. Единственное, что можно сказать — русская литература ХIХ века в большей мере, чем литература западная, была захвачена духовными проблемами. Поэтому чтение ее в высшей степени обогащает. Это признают и наши зарубежные читатели. Каковы взаимоотношения Достоевского с Богом и всегда ли они были однозначны? Во–первых, никакие отношения не бывают однозначными. Отношения между друзьями, близкими, любящими мужчиной и женщиной, между родителями и детьми — разные. Наше отношение к Богу — тоже разное. Ребенок — одно, другое — когда он повзрослел. Достоевский очень глубоко любил Христа. До такой степени, что он считал, что можно остаться с Ним, даже если истина будет против Него. Но это парадокс, конечно. Он был честным, и поэтому все, что он мог сказать против веры, он сказал. Едва ли какой–нибудь атеист сказал больше против веры, чем православный Достоевский. Мне кажется, что у него было очень глубокое понимание христианства, и если вы перечитаете в «Братьях Карамазовых» записки старца Зосимы, вы почувствуете очищающую силу этих строк, этих страниц. А значит, там присутствует Дух с большой буквы. Но у Достоевского были проблемы, связанные со злом. Это та трагедия, которая совершается в мире. Ведь Иван Карамазов говорит и от его лица тоже. — 88 —
|