|
Рок–культура, рок–искусство — это черная магия? Вы знаете, я однажды с моими друзьями–коллегами спел некоторые наши православные песнопения моим друзьям — старообрядцам. Они сказали: «Ну, что это у вас, просто пляски какие–то?» У них совершенно другая мелодическая основа. Они поют «Христос воскресе» — это можно полчаса петь, а у нас это поется за секунды, как марш. Каждая эпоха и каждая культура имеет свой ритм. И когда поется пасхальный канон, он поется быстро–быстро. Это взято Римским–Корсаковым в «Снегурочку»: «Воскресения день, просветимся люди…» — это почти плясовая музыка. А найдите и послушайте болгарскую пластинку с пасхальными византийскими песнопениями — вам покажется, что вы слышите муэдзина, что это поют мусульмане, — такое растянутое восточное пение. Значит, каждая культура, каждая эпоха имеет право создавать то, что ей созвучно. Наш митрополит Ювеналий, которому недавно по телевидению задавали подобные вопросы, ответил: «Я не понимаю этой музыки, но если молодежь может в этом выразить свой дух, то это прекрасно». Возьмите оперу «Иисус Христос Суперстар». Там отвратительное либретто, безумные слова, — слава Богу, что их никто не понимает, но музыка — отличная, местами она очень одухотворенная, живая, просто великолепная. Значит, дело не в рок–музыке, а в том, как она употребляется. Демонической можно было бы сделать даже симфоническую музыку, можно сделать ее даже оккультной. Давайте вспомним Скрябина: он прямо ориентировался на оккультизм, но он и без всякого рока достигал этого. Расскажите о Вашем отношении к Тарковскому. Тарковский был очень неоднозначен. К сожалению, мы с ним мало встречались, хотя и учились в одной школе. Он шел очень сложным и трудным путем. У него были увлечения разными восточными доктринами, и я видел в этом только одно: что этот творческий, мечущийся человек не мог найти истинно христианский источник. Вместо этого он читал разные теософские книги. Ведь мы выросли в сталинское время, жили, учились в школе. А что нам вбивали тогда в голову? Книги о религии мы могли доставать только из–под полы. Я читал церковные книжки из–под полы, а он доставал теософские, и что попадало, тем и питались. Но, как мне говорили, с ним впоследствии произошли определенные трансформации в сторону христианства, поэтому он завещал похоронить себя по–христиански. Что касается его фильмов, то его «Жертвоприношение» я не понял. Мне показалось, что он что–то искал, но не нашел. А «Андрей Рублев» — это фильм, в котором он приблизился, еще не понимая, но уже чувствуя, к очень важным христианским истинам. И одна из этих истин заключается в том, что, как говорил поэт, «чем ночь темней, тем ярче звезды; чем горше скорбь, тем ближе Бог». В кошмаре истории, как чудо, родилось видение «Святой Троицы» Рублева. Это было так, и Тарковский сумел это показать. — 84 —
|