|
«Драма» — я говорю это уже в литературном смысле слова, потому что Книга Иова — пожалуй, единственная во всей Библии книга, которая напоминает античную трагедию — в ней звучат голоса героев. Говорит Иов, говорит один из его друзей, другой, третий. Потом Иов снова отвечает, потом отвечают друзья — немножко искусственное построение, местами оно сбито — вероятно, из–за ошибок переписчиков. Но идет несколько циклов их бесед, причем постепенно они теряют характер живой беседы и переходят в поэтические монологи и самого Иова, и его друзей. И вот здесь разворачивается самое главное — бунт Иова. Автор приводит друзей к Иову, но сначала они молчат. Это главное, что человек может иногда принести своему другу, находящемуся в страдании, — просто страдать с ним молча. И они так и поступили. Их тактичность, деликатность поражают. Потом Иов отверзает свои уста и начинает говорить: «Проклят день, когда я родился!» Посмотрите текст: вы не увидите там сетований относительно сыновей, верблюдов и богатства. Он говорит совсем о другом. Это голос человека любой эпохи, любого народа и племени, любой страны — это голос отчаяния. Это голос внутренней катастрофы, причем не просто катастрофы от обстоятельств жизни, а голос человека, который верил в гармоничность мира и вдруг видит, что все рушится, человека, который глубинно верит в Бога и хочет Ему доверять. Но здесь его доверие начина ет ко ле бать ся. Вов се не по то му, что на не го, невинного человека, случайно свалились жизненные бедствия. То есть вопрос поставлен с такой остротой, с какой в литературе мы не встречаемся. Один из русских критиков конца XIX — начала XX века Булгаков (это не Сергий Булгаков, богослов, и не Михаил Булгаков, и не отец его, а еще один был Булгаков) написал небольшую, но очень интересную работу, которая называлась «Иов, Прометей, Фауст». Таким образом, он поставил Иова рядом с Прометеем, как мятежником, и Фаустом, который тоже бросает вызов судьбе[24]. Что больше всего ужасает самого Иова? То, что Бог существует, конечно, для него нет сомнений. Но ему страшно: а не является ли Бог равнодушной природой? Как сказано у Пушкина: «и равнодушная природа красою вечною сиять»[25]… Если это так, то все рушится, это уже не Бог, а псевдо–Бог. Момент очень острый. И жизнь человеческая вдруг представляется автору не такой благословенной, как раньше, а чем–то совершенно жалким и ничтожным. Вот несколько строк из 14–й главы: Человек, рожденный женой, скуден днями, но скорбью богат; он выходит и никнет, как цветок, — 81 —
|