|
В описанном клиническом материале выражается естественная потребность Энди в одобрении своего фаллического поведения. Удары карате и высокие результаты в баскетболе означают, что Энди развивается как властный, сильный и соперничающий мальчик. Он специально ищет (и получает) мое одобрение и восхищение его мужскими достижениями, и этот аспект работы с Энди отражает роль психотерапевта как фасилитатора развития. В семье на выражение этих аффектов реагировали беспокойством и страхом; это становится центральной частью работы с родителями, которую я опишу позднее. Энди продолжает играть в преступника и «пачканье» в течение первых 20 сеансов. Тема тюрьмы — побег, воровство, пленение — сохраняется, и преступник «пачкается» очень интенсивно. Теперь он носит спрятанный, «сворованный» пистолет, так что происходит более серьезное сражение во время его поимки. Энди нравится, как живо я изображаю мучения вора, когда он садистически убивает его и расчленяет. Теперь уборка занимает больше времени, так как нам надо вычистить все забрызганные глиной детали Лего (он запихивает глину в мучимого преступника). Теперь по ходу сеанса я привожу все больше комментариев. Я говорю, что у всех мальчиков есть «пачкающие» (садистические) чувства. Я обсуждаю всех людей, которых Энди когда-либо захочет испачкать. Иногда неприятности случаются дома, и он, должно быть, чувствует, что хочет запачкать своих сестру, мать или отца. Эти мысли приходят по мере моего понимания истории болезни Энди. Во время одного такого комментария Энди снова рассказал мне, что он ворует конфеты из комнаты своей сестры. Я заметил, что может быть, он беспокоится, что его заберут в большую тюрьму и что с ним произойдут ужасные вещи. На этих сеансах Энди также рассказывал о детском саде. Он любит свою воспитательницу, миссис С, и он может печатными буквами написать свое имя (что он и демонстрирует). Его уводит в сторону, он рассказывает мне, что может писать «скорописью», и продолжает малевать что-то неразборчивое. Я в шутку восхищаюсь его попыткой писать скорописью, чего, как Энди сообщает мне, никто в его группе делать не умеет. В том же духе фаллической доблести он развивает игру в самолеты. Вместе с ним мы делаем бумажные самолеты, которые могут летать через всю комнату. Играя, я запускаю свои самолеты. Самолеты Энди — это реактивные снаряды, и он запускает их, чтобы подбить меня в воздухе. Четик, новый объект, укрепляет его растущую маскулинность. На этих сеансах я продвигаю «пачкающие» чувства на один шаг вперед. Я связываю их с мыслью о том, что все мальчики испытывают «пачкающие чувства» по отношению к членам семьи, если те устанавливают запреты. Это подготовительный процесс для позднейших интерпретаций и реконструкций причин этих тревожных, садистических чувств. Мои комментарии продолжают «вмешиваться», что является частью подготовительного процесса — они являются конфронтациями и разъяснениями, и я снова фокусирую внимание на этом аспекте игры, чтобы подчеркнуть ее важность в нашей работе (см. введение к части III). Энди осознает свой гнев по отношению к матери и сестре, хотя он и не любит подробно останавливаться на этих чувствах. В этот период я нахожусь в фазе предынсайта в своей работе с этим ребенком. Я выявляю для Энди его садистические чувства и их объекты. Энди необходимо время, чтобы почувствовать какое-то удовлетворение от той идеи, что мы можем облечь его бессознательные чувства в слова и что этот аспект его эмоциональной жизни станет важной частью нашей работы. — 193 —
|