|
— Как Вы сочетаете фрейдистскую позицию и экзистенциальную? — Ну, я не очень понимаю, в чем проблема в такой формулировке. Я не знал, что тут заключена какая-то проблема. Для меня “здесь и сейчас” включает сознательное и бессознательное, и если нужно понять, что же люди не осознают или от чего прячутся, я не рассуждаю как фрейдист, сводя все (а именно так ведет себя фрейдист, по мнению экзистенциалистов) к следующему: “Происходит просто перенос, важно только то, что произошло с вами в шесть лет”. У меня иная логика. Важно, что происходит сейчас, и если нам может помочь изучение прошлого — отлично. Но для меня в большинстве случаев, кроме, возможно, очень больных людей, важны реальные отношения. И говорить о них как о простом повторении прошлого, было бы разрушительно для ощущения собственной реальности пациентов, для их чувства собственной ценности. Они вполне могут в данном случае почувствовать, что их не принимают всерьез. Можно спросить пациента, можно его спровоцировать, но не думаю, что можно отрицать тот факт, что пациенты находятся в реальности настоящего времени, и серьезное отношение к тому, что они говорят и делают, оказывает на них большое влияние. — Вы не даете никаких обещаний... — Я говорю им, что надеюсь сделать. На самом-то деле, это может только подразумеваться, об этом даже не следует говорить. Интуитивно они знают и надеются, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь им, и слова не нужны. Можно заметить: “Что ж, это кажется мне хорошей идеей”, или: “Давайте попробуем” и т.д. Иногда я сообщаю о своих сомнениях, например: “Я не уверен, что могу помочь вам. Вы, кажется, очень твердо стоите на своем. Я не уверен, что вы хотите что-то менять, не уверен, готовы ли вы столкнуться с травмой, тревогой, неопределенностью изменений. По этой причине я не чувствую, что хочу помогать вам. Я хотел бы помочь, но у меня нет ощущения, что смогу помочь вам как терапевт”. Или произнесу почти с опаской: “Но если вы готовы попробовать, то и я готов”. Но большинству я, как правило, говорю: “Что ж, давайте встретимся и посмотрим, как пойдет дело. И, возможно, станет понятно, стоит этим заниматься или нет, и стоит ли заниматься этим именно мне” и т.д. — Какими качествами, на Ваш взгляд, должен обладать терапевт? — Думаю, это очень трудный вопрос, поскольку терапевт должен обладать определенными качествами, которые я назвал бы “хорошими”. Философ, вероятно, использовал бы слово “добродетельный”, но оно редко употребляется. Эти “хорошие” качества, мне кажется, потенциально помогают человеку, попавшему в беду. Во-первых, терапевт должен быть мудрым и способным заботиться. Заботиться в двух смыслах. Быть профессионально ответственным за то, что делаешь, если уж решено делать это. Продолжать, даже если начинаешь ненавидеть пациента. Но я также думаю, что нужно еще и уметь заботиться о пациенте всем сердцем. Очень непросто иметь это качество, тем более потому, что это все равно что утверждать: “Я хороший человек, я заботливый человек”. Хотя мы прекрасно знаем: терапевты ничем не лучше обыкновенных людей. И довольно трудно сказать ученику: “Вы должны научиться заботиться”. Как, черт возьми, научить заботиться? — 84 —
|