|
Было ясно, что возвращение к моей практике медитации на Востоке могло долго ждать, может быть, до моей следующей жизни или до конца этой, когда я стану старым и завершу свою работу. Но в отношении ближайшего будущего я знал: мне нужно вернуться и работать над “черным буйволом” западного сознания. Насилие в мыслях и действии — одна из самых характерных черт западного человека. Это и растущий дефицит какой-либо сознательности — безбожный психопат в каждом из нас, живущий в пузыре нигилистического нарциссизма. Я решил: буду искать какое-нибудь место, чтобы снова войти в психотерапию. Но после знакомства с некоторыми существующими организациями, проводившими обучение по психоанализу и психотерапии, мое предыдущее ощущение отвращения возвратилось. Я не думаю, что это была самонадеянность. Я просто не чувствовал, что люди, с которыми встречался в подобных учреждениях, стоили того, чтобы тратить на них время и деньги. Так что я ничего не предпринимал по этому поводу в течение некоторого времени, а затем, опять же довольно случайно, на выходные, во время посещения тибетского центра обучения на севере Англии, обнаружил, что веду разговор с седой благовоспитанной леди с гор, сидя у очага в мрачном каменном зале. Ей было около семидесяти. Из всего большого количества людей меня привлекла именно эта пожилая женщина, и мы немедленно начали разговаривать. Как это обычно бывает с хорошим другом, нам сразу стало легко общаться. Женщина рассказала мне о видении, которое было у нее, когда она была совсем маленькой. Очень ярко одетые танцоры, которые, как она позже поняла, оказались тибетскими танцорами в черных шляпах. Через некоторое время я спросил: “Чем вы занимаетесь?” Я думал, что она может работать в женской тюрьме: в ее облике проглядывали черты человека, облеченного властью, и подумал: “Интересно, чем она занимается?” Она ответила: “Я бы предпочла остаться инкогнито: если люди узнают, чем я занимаюсь, это все меняет”. Я согласился: “Хорошо, не возражаю”. Я понял, что она живет в Лондоне, и спросил: “Может быть, нам стоит обменяться телефонными номерами?” Что мы и сделали. Позже я встретился с ней, и выяснилось, что она была юнгианским аналитиком, но с довольно уникальным характером. Банти Уиллс, так ее звали, проходила анализ у двух юнгианских аналитиков. Первым был человек по имени Филипп Метмэн. После чего она работала с женщиной, которую звали Тони Суссман. Тони приехала в Англию в 1938 году. Юнг направил ее, чтобы она стала первым обучающимся аналитиком в Британии. Позднее, когда было основано Общество аналитической психологии как группа, обучающая юнгианскому анализу, Банти отправилась туда, представилась и рассказала им о своей работе с Тони. Но в Обществе сказали, что не признают миссис Суссман как обучающего аналитика и что Банти должна начать все снова, с азов, с ними! Банти к тому времени уже закончила свой собственный и обучающий анализ и не собиралась начинать все снова. Но это означало, что ей придется все делать одной. Что она и сделала. Она работала и практиковала одна в течение 30 лет, пока не умерла, будучи, по ее собственным словам, “оркестром из одного человека”. — 346 —
|