Психотерапевты о психотерапии

Мы сформировали маленькое “революционное” объединение — в конце нас было пятеро — и читали все, чего не было в программах: Лэйнга, Юнга, Гуссерля, феноменологию и экзистенциализм, конечно. Мы отправились к профессорам и сказали: “Смотрите, эти аудитории в полдень пустуют. Никто их не использует. Не найдется ли у вас аудитория для нас?” “Да, пожалуйста”, — последовал ответ. Они не знали, что происходило, и предоставили нам аудиторию. Мы пригласили других студентов факультета: “В обеденный перерыв вы услышите специальную бесплатную лекцию по экзистенциальной психи­атрии”. И они набились туда. Мы читали лекции нашим приятелям-студентам. Это было здорово. Мы даже вводили дзэн. И, конечно, Лэйнга. И это было в Норвегии, в начале 60-х.

Конечно, будучи студентами, мы читали о том, что происходит в Америке. Профессор Гарварда, Тимоти Лири, писал о недавно открытом в лаборатории химическом веществе, которое по своему эффекту повторяло определенные естественные психотропные составляющие, используемые в традиционных шаманских культурах. Он создал что-то вроде руководства для людей, применяющих новое и, предположительно, “расширяющее сознание” вещество, где сравнивал опыт людей, использовавших его, с тем, что описано в древнем буддистском руководстве, или с “промежуточной стадией между смертью и новым рождением” в “Тибетской книге мертвых”. Он предлагал использовать традиционную мудрость, чтобы пройти через измененные состояния сознания, в которых люди могут оказаться при принятии подобных веществ. Я начал читать и об этом. А также перевод Эванса-Венца самой тибетской книги. В свободное время, конечно.

Я очень хотел понять, что произошло во Вьетнаме. Меня, к счастью, защитил мой ангел-хранитель, потому что однажды в колледже, когда мы проходили IQ тесты, у меня был настолько высокий результат, что американская Армия решила оставить меня в покое. Пока я учился, меня не призывали на службу во Вьетнам. Но меня очень волновало то, что американцы делали во Вьетнаме. Я стыдился быть американцем. Хотя Норвегия и далеко от Америки, здесь был большой интерес к вьетнамской войне, а также протест против нее, и в этом я тоже участвовал. Примерно в то же время, в середине моей шестилетней программы обучения, я выбрал в качестве специализации клиническую психологию. Нужно было выбирать между ней и психологией развития, детской, социальной или индустриальной психологией. Я думал, они все были ужасны. Я еще не знал, насколько ужасной может оказаться академическая психология, особенно германско-американская. Меня очень злило то, что нам преподавали. Я написал несколько эссе для газет о том, насколько отчужденной стала современная психология. Я, будучи еще студентом, высунулся и, может быть, зря. Некоторые из моих профессоров писали гневные ответы в газеты, порицая меня за утверждение, что психологи — предатели гуманизма.