|
Природа парадокса заключается в том, что «выравнивание», основанное на нем, не срабатывает. Там, где парадокс оказывает влияние на человеческие отношения, возникает болезнь. Рубашов понял симптомы, но не может найти лекарство: Наши принципы, безусловно, верны — почему же партия зашла в тупик? Общество поразил жестокий недуг. Применяя точнейшие научные методы, мы установили сущность недуга и способ лечения: хирургическое вмешательство. И однако наш целительный скальпель постоянно вызывает новые язвы. Наши побуждения чисты и ясны — нас должны любить. Но нас ненавидят. Почему к нам относятся со злобой и страхом? Почему, когда мы говорим правду, она неизменно звучит как ложь? Почему провозглашенную нами свободу заглушают немые проклятия заключенных? * Перевод А. Кистяковского. — Прим. пер. -207- ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ Почему разговоры о светлом будущем мы всегда перемежаем угрозами'. Пятый пример. Если это сравнить с автобиографическим записками больного шизофренией (15), мы заметим, что его дилемма существенно напоминает дилемму Рубашова. Из-за своих «голосов» пациент оказывается в ужасных ситуациях, а затем его обвиняют в том, что он хитрит или уклоняется, когда он не находит в себе силы уступать их парадоксальным предписаниям. Его рассказ исключителен, потому что он был написан почти 130 лет назад, задолго до появления современной психиатрической теории: Меня измучили требования того, который, как я полагаю, был Снятым Духом, говорить некоторые вещи, что я часто и пытался. В начале меня упрекали моим собственным голосом и чужим голосом, который мне не дан. Эти противоречивые требования сейчас, как и прежде, были причиной непоследовательности моего поведения, а эти фантазии в конце концов явились основными причинами моего общего психического расстройства. Т. к. мне приказывали говорить, возникала боль из-за ужасных мучений, из-за гнева Святого Духа и от ощущения вины за неблагодарность; и в то же иремя, каждый раз, когда я пытался говорить, меня резко и оскорбительно упрекали за то, что я не использую изречения Духа, посланные мне, а когда я снова пытался, мой голос начинал звучать резче; когда же я внутренне умолял, что я знаю, что не должен делать то, что я делаю, меня проклинали за лень и хитрость и за нежелание делать то, что мне приказывают. Тогда я потерял всякое терпение и начал говорить то, что от меня требовали — это была какая-то мешанина, и я это делал, чтобы показать, что это не было ни страхом, ни проявлением воли, которое мне мешало. Но когда я это сделал, то как и прежде, почувствовал, произнося слова, боль в нервах неба и гортани, что убедило меня в том, что я бунтую не только против Бога, но и против природы, и я снова предался агонизирующему смыслу безнадежности и неблагодарности. — 159 —
|