Через несколько лет я опять получила идентичное предупреждение. На этот раз новым раввином был молодой мужчина. И снова прямо посреди службы мне пришло в голову, что он копия моего отца на фотографии в молодости. Вернувшись домой, я отыскала эту фотографию, и мы стали рассматривать ее всей семьей. И снова никто не увидел сходства, кроме меня. Берни посмеялся надо мной, и я не могла его за это винить: опять я чуть не попалась на старую удочку.
Я постаралась припомнить во всех деталях события нескольких прошедших месяцев. И конечно мне вспомнились долгие, увлекательные интеллектуальные дискуссии с раввином, где я до отвращения настойчиво демонстрировала ему, какая я умная, восприимчивая, духовная и т.д., и т.п. Однако на этот раз все это не успело зайти слишком далеко. Мне удалось поймать себя на знакомом паттерне гораздо быстрее, чем когда-либо раньше. Теперь уже было нетрудно обуздать своего скрытого ребенка и не позволить ему запутать себя в сети бессмысленного поведения.
Будет ли этот паттерн сопровождать меня вечно? Когда я превращусь дряхлую старушку, буду ли я продолжать реагировать на любого мужчину (который по возрасту сгодился бы мне во внуки), как на своего отца? Придется ли мне и дальше продолжать быть внимательной к себе, чтобы не попасться в глупое положение? Кто даст на это ответ? Я не психотерапевт себе. Все, что я могу, — справляться с проблемами по мере их возникновения. Но заметьте, мне пришлось пережить скрытую эмоцию всего один раз, когда я прослеживала свой гнев к преподавателю. Тогда мне потребовалось целое лето, чтобы распознать эту неадекватную реакцию. В дальнейшем все, что от меня требовалось, — вспомнить ее умом, а не чувствовать. И с каждым разом я замечала неадекватную реакцию все быстрее и быстрее. В последние два случая мне удавалось остановить себя до осуществления этого старого, провального паттерна: я не заставляла этих двух людей себя отвергать. Цель самотерапии — действовать зрело, когда чувствуешь себя, как ребенок.
В последние годы я часто замечаю за собой, что забываю упомянуть в письме к отцу ту или иную важную новость о нашей семье (повышение Берни и т.д.), что раньше, при моей компульсивности, было бы совершенно исключено. А однажды от отца пришло замечательное письмо, полное теплых слов с похвалой за какое-то мое достижение, и я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами от воспоминаний о старых огорчениях. Изменился ли мой отец за все эти годы? Может быть, я научилась общаться с ним по- другому, и ему стало легче выражать свое одобрение? Или он и раньше делал это в своих письмах:, а я просто не могла этого увидеть за плотной завесой неумеренных требований своего внутреннего ребенка? Этого я не знаю.
— 76 —
|