Лицом к подсознанию

В тот год я нашла практическое применение подобному роду занятий. Одним субботним утром все домочадцы, как один, сообща действовали мне на нервы. Через час их по­ведения и моего ответного ворчания до меня дошло, что, видимо, я просто капризничаю и раздражена. Закрыв дверь в спальню с инструкцией не беспокоить, за исклю­чением экстренных случаев, я приступила к рисованию. Это был период натюрмортов, и целый час я проработала, не покладая рук, изучая форму лампы и тарелки, отчаянно пытаясь переложить их на бумагу, полностью поглощен­ная процессом. Потом я вернулась к повседневной жизни, присоединилась к моей многострадальной семье, которая, как оказалось, состоит из совершенно очаровательных и веселых личностей: вся моя раздражительность куда-то делась, и я снова стала хорошей мамой.

Позже я попробовала заняться музыкой. Пение содер­жало в себе слишком много скрытых значений, но игра на музыкальном инструменте была для меня хорошей, не пе­регруженной талантом, не отягощенной областью. Я разу­чила несколько аккордов на гитаре. Это занятие давалось мне с трудом — временами возникало чувство, что боль­шие пальцы вот-вот отвалятся, — однако потом оказалось, что пятнадцатью минутами игры на Гитаре можно унять знакомое мне болезненное напряжение в челюсти, когда меня тревожило что-то скрытое, не желающее обнаружи­вать себя. Абсолютная концентрация, требовавшаяся для нелегкой задачи игры на гитаре, казалось, уносила меня куда-то из этой реальности, и когда спустя пятнадцать ми­нут я возвращалась обратно, какая-то проблема, по-види­мому, разрешалась без участия моего сознания. Потом я снова обратилась к фортепьяно. От детских уроков во мне сохранилась способность читать ноты, но мало что еще; мне приходилось вкладывать немало труда в самый простой кусок. Я обнаружила, что могу избежать надвигающейся головной боли при помощи двадцати минут усердной рабо­ты за фортепьяно. Несколько раз было так, что я просыпа­лась с ужасной головной болью и лечила ее получасовой практикой сразу после завтрака. Секрет в том, чтобы ра­ботать в полную силу, а не баловаться на легких пьесах. Очевидно, только при самой интенсивной концентрации можно достичь ослабления взрослых процессов мышления и функционирования ранних, примитивных его форм.

Одна из моих студенток — профессиональный худож­ник. Однажды она завершала одно сложное задание — красочные иллюстрации для книги с детскими рассказа­ми — и не успевала в срок. Все ее творческие ресурсы, казалось, иссякли, и драгоценные минуты утекали сквозь пальцы. Она решила устроить перерыв и заняться деятель­ностью, не отягощенной целями и требованиями: потан­цевать. Несколько минут она двигалась в «отвратитель­ном» танце гнева, выражая чувства, которые были совсем неприемлемыми для иллюстраций. Потом она снова села за работу, и идеи потекли рекой, как из нетронутого ис­точника. Так ей удалось высвободить внутреннюю твор­ческую деятельность.