Лицом к подсознанию

Берни недоумевал, почему я с этим до сих пор мирюсь. «Ты уже давно не маленькая девочка. Почему бы тебе не поступить, как взрослой?» Тогда, заручившись его мораль­ной поддержкой, я подготовила смелую речь и на следую­щий день высказала своему отцу все, что о нем думала. Я потребовала, чтобы он проявил ко мне уважение, что я уже не прежний изголодавшийся по любви ребенок, что пора ему взглянуть фактам в лицо — он теперь нуждается во мне больше, чем я в нем; и если он будет заставлять меня страдать и дальше, то я перестану к нему ездить. Бедный папа, совершенно потрясенный такой голой правдой, весь остаток недели был сама любезность и очарование.

Мы с Берни так гордились моей победой, что я набра­лась дерзости и стала позволять колкости в адрес своей матери. На следующий день, когда между нами разгорелась одна из псевдоинтеллектуальных дискуссий, свойственных нашим отношениям в тот период, я, не подумав, обошлась с ней довольно безжалостно. Надев на себя маску искренно­сти и невинности, я проинтерпретировала ее поведение в подражание тому, что я тогда читала: бойко рассказала ей о бессознательном значении (согласно книгам) одного из ее паттернов. Она отмахнулась от моих слов, и мы расста­лись друзьями. Однако неделей позже, когда Берни вер­нулся в колледж, я осознала свой дурной поступок, и мне захотелось попросить прощения. Я отправила ей полное извинений письмо в наивно «искренней» манере, на кото­рое получила от матери язвительный ответ, в котором она обвиняла меня в жестокости и холодности и называла «бес­сердечной» дочерью. После этого я написала ей, горячо за­щищаясь и вытащив на свет свои болезненные воспомина­ния, которые мы обе дипломатично обходили стороной не один десяток лет. Обвинив ее в своих невротических склон­ностях, я закончила пылкой мольбой о новых и честных от­ношениях как между двумя взрослыми людьми. Я написа­ла, что мне было необходимо понять ее, чтобы понять себя. Ответа не последовало.

Что я почувствовала тогда, год назад, во время этой пере­писки и после нее, когда не получила ответа? Я помню, что много плакала. Тогда это были слезы ярости: я была серди­та на мать. «Да кому она нужна? — твердила я. — Я уже давно выросла, у меня своя собственная семья!» Разгова­ривая теперь об этом с Берни, я почувствовала, что старый гнев поднимается снова. Это был Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Прямо перед тем, как ра­зозлиться, когда впервые поняла, что больше не получу от нее письма, мне было ужасно горько и досадно за потерпев­шую крах попытку установить с ней честные отношения.