Интегративная психология

Творчество мне напоминает цветок: корни его произрастают в Хаосе, из которого оно пьет жизненные соки и энергию, но расцветает и наполняет благоуханием солнечный Логос. Ис­токи творчества иррациональны и бессознательны. Вне со­мнений, творчество — дитя Хаоса, но любоваться им имеет возможность только разум. И вправду — в темноте и из тем­ноты рождается, но на свету сияет.

Пустота в желудке не так трагична. В пустоте души висит петля смерти.

Мы неполноценны перед Вселенной, и этот комплекс толка­ет нас к идее богоподобности. Нам хочется быть больше: в начале — физически, затем социально, в конце пути — ду­ховно.

Наше стремление отождествиться с вечным духом иног­да выглядит смешно.

Иногда мудро, иногда глупо, но всегда трагично: жизнь человека является превозмоганием ничтожности — не ви­дел я ни одного мыльного пузыря, который смог вознестись к небесам и тем более — ставшего небом.

Часто люди путают поток сознания с Рекой Жизни.

Мужики в соседнем купе напились и начали говорить очень громко: даже в затуманенном сознании стремление услы­шать себя остается важным. Может, только в затуманенном и является важным.

Мы живы, пока обнаруживаем себя в других.

Не смотри в бездну души своей.

Женщина неполноценна в своей природной глупости, но еще более она неполноценна в своем уме — так говорит мужская ущербность.

Увлекаясь осознанием, не наткнись на само осознание — хо­лодное божественное дитя, которому глубоко безразлично где, с кем и во что играть — важна только игра.

480

Мальчик в соседней палатке сосет палец, я грызу ручку, а его мама курит длинную сигарету: ах, эта любовь к материн­ской груди — сколько форм, а тоска одна.

Когда я научился сохранять осознанность даже тогда, когда мое Эго начало храпеть, я понял, почему я с ним путеше­ствую в теле, в чувствах, в мыслях — с ним интереснее — все время что-то делает, думает, чувствует, желает, иной раз наполняясь самыми грубыми животными страстями — ув­лекается — развлекает.

Самое страшное — забвение. Мы живы, пока о нас помнят. И потому молитесь гаишнику, поднимающему палку — он о вас помнит.

Смотрю на березу и начинаю понимать, почему именно это дерево русские выбрали своим.

Оно совершенно неправильно, но красиво.

Нет в ней цдетастости, но всегда есть как в душе человека игра света и тени.

Дерево темное к корням, но светящееся белизной к небе­сам, — что может быть оптимистичнее!!!