Психология бессознательного

Я разумею, конечно, теорию, которую развивает Платон в «Шире» устами Аристофана и которая рассматривает не только происхож­дение полового влечения, но и его главнейшие вариации в отно­шении объекта2,

«Человеческая природа была когда-то совсем другой. Первона*

1 Хотя Вейсман (Das Keitnplasma, 1892) отрицает это преимущество: «Опло­дотворение ни в коем случае не означает омоложение жизни, оно представляет не что иное, как приспособление для того, чтобы сделать воз* ножным смешивание двух различных наследственных тен­денций». Следствием такого смешения он считает повышение вариабельности живых существ.

2 С нем. перевода Руд, Касснера.

И* 419

чально было три пола, три, а не два, как теперь, рядом с мужским и женским существовал третий пол, имевший равную долю от каж­дого из двух первых...» «Все у этих людей было двойным, они, значит, имели четыре руки, четыре ноги, два лица, двойные половые органы и т, д* Тогда Зевс разделил каждого человека на две части, как разрезывают груши пополам, чтобы они лучше сварились... Ког­да, таким образом, все естество разделилось пополам, у каждого человека появилось влечение к его второй половине, и обе полови­ны снова обвили руками одна другую, соединили свои тела и з а-хотелн снова срастись»1.

Должны ли мы вслед за поэтом-философом принять смелую гипо­тезу, что живая субстанция была разорвана при возникновении жиз­ни на маленькие частицы, которые стремятся к вторичному соедине­нию посредством сексуальных влечений? Что эти влечения, в кото­рых находит свое продолжение химическое сродство неодушевленной материи, постепенно через царство протистов преодолевают трудно­сти* ибо этому сродству противостоят условия среды, заряженной опасными для жизни раздражениями, понуждающими к образова­нию защитного коркового елея? Что эти разделенные частицы жи­вой субстанции достигают, таким образом, многоклеточное™ и пе­редают, наконец, зародышевым клеткам влечение к воссоединению снова в высшей концентрации? Я думаю, на этом месте нужно обор­вать рассуждения.