But why declare The things forbidden that while the Customs slept I have crossed to Safety with? For I am There, And what I would not part with I have kept. [Зато я сберегу любой ценой То, что провез я мимо всех таможен; Оно — мое, оно всегда со мной.] [Очень неточный перевод! — А.У.] Это придает последнему стансу лиричность, что позволяет нам пережить “what I myself have held”. То, что утаено от времени, что сохраняется на протяжении всей жизни рассказчика, несмотря на неблагоприятное “погодное” воздействие возраста и потерь (на которые намекается в первых двух стансах) — это создание поэзии. В этот момент ироничный, отстраненный тон первых двух стансов ретроспективно несколько преобразуется и воспринимается как ложная бравада, маскирующая печаль рассказчика о том, что он потерял за время жизни. В заключительном стансе образы также сдвигаются от персонификации Времени (несколько вымученной) как разрушителя гор к Времени (возрасту) как спящему сотруднику таможни прошлого, мимо которого рассказчик незаметно проносит самое важное для себя. Образ этот не только менее абстрактный, он является особенным, личным творением, живущим и дышащим в темпе музыки слов. Например, в третьей строке последнего станса есть лишний безударный слог, который замедляет темп строки и помогает создать в языке чувство напряжения и опасности, когда фигура из этой метафоры тихонько проскальзывает мимо спящего таможенника. В следующей строке предложение несколько неловко заканчивается в середине строки утверждениями: “I have crossed to Safety with”. Звучание слов с их собственным несовершенным темпом создает ощущение личного времени (обычного и тем не менее необыкновенно могучего), которое заменяет безличное Время, оккупировавшее первые два станса. Глубоко личное время, которое создается в языке последнего станса, — это то время, с которым мы боремся в наших усилиях остаться по-настоящему живыми, а не просто живущими. Хотя время в этом стихотворении, несомненно, побеждено, рифмы и каденции стихотворения сами являются свидетельством того, что стихотворение, поэт, читатель должны “что-то сделать со временем”, если используют его для создания темпов музыки или поэзии, или речи, или темпа своей жизни. Как мог бы сказать Уильям Джеймс (James 1890), первую часть последнего станса можно понимать как создание/выражение “чувства но” (“But why declare the things forbidden”), которое в заключительных строках стихотворения превращается в “чувство для” и “чувство с”. For I am There, And what I would not part with I have kept. — 114 —
|