Я и другие

Когда жена ушла от него, Брайан только наполовину осознавал, что сам ее к этому вынудил. Отчасти он был застигнут врасплох. Он лелеял надежду, что жена настолько “добра, мила, ласкова и простодушна”, что никогда не покинет его, как бы ни был он плох и что бы ни делал. Брайан тайно хранил в себе “мать”, безропотно выносящую все истязания, не помышляющую о наказании или о том, чтобы бросить его. Он смешивал свою “мать” со своей женой. Когда жена ушла от него, она обнаружила тем самым, что она ничуть не лучше, чем он, так как ее любовь не была безусловной. Он придумал, как можно добиться окончательного реванша, чтобы в одно и то же время “отплатить ей сполна” и сделать обязанной себе навсегда. Он должен покончить с собой, а она должна получить его деньги в наследство. Тогда она никогда не сможет его покинуть, потому что никогда не сможет себя простить.

Жизнь Брайана настолько насыщена нелепыми ситуациями и комическими эффектами, что производит впечатление какой-то почти дьявольской шутки. Его история исключительна, но именно в силу этого мы получаем возможность с особенной ясностью увидеть некоторые основополагающие истины.

Трудно заранее предсказать, что за идентичность изберет для себя человек. Называя ее осевой, я имею в виду, что вся иерархия целей и планов на будущее, все и вся, что он любит, ненавидит, чего боится, его понимание успеха и неудачи — вращается вокруг этой идентичности. И лишь некое, может быть, незначительное по видимости событие высвечивает ее осевой характер.

Что-то случается, несовместимое с этой осевой идентичностью, пусть и скрытой, но определяющей всю его смысловую систему. Кто-то выдергивает ось, которая соединяла в одно целое весь мир. Реальность перестает быть осмысленной. Выбивается почва из-под ног. Причастность к миру, такие понятия, как “связь с реальностью” и “ощущение реальности”, становятся пустым звуком. Ситуация жесточайшего кризиса несомненна. Или он целиком пересматривает “реальность” своего взгляда на мир и других людей, а также “реальность” собственного самоопределения; или он игнорирует расхождение между тем, каково положение дел, и тем, что он знает как положение дел, предпочитая оставаться при том, что он знает. Нет ничего более реального и несомненного, чем чистая фантазия; ничего более очевидного; ничего, что было бы так бесспорно и так легко доказуемо.

Самоидентичность — это история, которую он рассказывает сам себе, о том, кто он такой. Его потребность верить этой истории часто напоминает желание сбросить со счетов другую историю, более простую и более страшную. Необходимость помещать в центр своей жизни комплементарную идентичность (я — сын своего отца, жена своего мужа) намекает на страх фантазии и неприятие существующего.