Я и другие

Окончив школу, он пошел в бизнес. Его подстегивало желание отомстить, наперекор всем чего-то достигнуть, и он стал преуспевающим бизне­сменом.

С тех пор как в школе Брайан издевался над маленькой девочкой, больше такого не повторялось, и он не пытался исполнить свои мечты о мучении девочек. Он считал себя тихим, робким и обаятельным с женщинами. В свое время, когда ему исполнилось двадцать с небольшим, он женился на девушке своей мечты, “доброй, милой, ласковой и простодушной”. Брак был счастливым, у них родился сын. А потом он начал ругаться с женой без всякого повода и не мог ничего с этим поделать. Брайан сильно запил. Раздобыв толстую веревку и завязав ее узлами, он стал избивать свою жену этой веревкой, пока она не сбежала к своим родителям, в полном ужасе и недоумении по поводу происходящего. Их сыну было четыре года.

Он довел свою жену до того, что она ушла, когда их сыну было столько же лет, сколько было ему, когда его бросила мать. Достижение сыном этого возраста пробудило в отце исходный кризис, когда вместе с утратой матери он утратил свою первоначальную идентичность. Напомним: его мать не просто ушла. Та женщина, которая ушла, не была его матерью. Так кто же был он, которого бросили?

Запои и избиение жены обнажили давно скрываемую инфраструктуру фантазии, которую он так хорошо упрятал, что даже сам уже не подозревал о ней. Коэффициент реальности, если так можно выразиться, при идентификации личности его жены резко упал.

К двум катастрофам в его жизни — потере прежней идентичности и открытию, что новая идентичность является ложной, — должна была присоединиться еще одна. Это, видимо, оказалось последним, решающим фактором. Как раз перед тем, как у Брайана начались нарушения поведения, он вновь побывал “дома” на Рождество. Он почти расстался с ожесточенно­стью, со своей женой он впервые в жизни нашел, как ему казалось, истинное счастье. После стольких лет он наконец примирился с тем фактом, что был усыновлен, то есть с тем, что он не родной. Он смог “понять”, что его “родители” “думали сделать как лучше”, когда обманывали его. Будучи “дома”, он беседовал как-то с сестрой и впервые хоть немного смог говорить о тех переживаниях, которые держал в тайне всю свою жизнь. Однако было очень печально, что ему никогда не узнать, кто же его отец.

“Так ты не знаешь? — спросила сестра. — Я думала, родители говорили тебе. Джек был твоим отцом”.

Джек, тот самый “брат”, который как-то особенно старался, чтобы они стали “друзьями”, когда мать оставила его в этой семье, недавно умер в Канаде. Это был уже явный перебор, нечто совсем нешуточное. Самое ценное тайное достояние Брайана заключалось в том, что он знал: он не “один из них”. Смысловая структура его жизни была уничтожена. Он сам был разо­дран на куски. Он был одурачен полностью. Не подозревая того, он вырос там, где и было его родовое гнездо. Какая глупость, какая бессмыслица! И он вернулся в исходное состояние, к несомненности, которую никто не способен был бы отнять у него. Он должен был удостовериться, что он плохой. Он — испорченный и отвратительный. У него не должно было быть и тени сомнения на сей счет. Он стал пить до полного одурения и избивать жену, пока она не ушла, а его не пришлось увезти в больницу.