Досье на человека

Сон глубок, черен и пуст. Сон — нора, куда можно нырнуть, спря­тавшись от чужих посягательств, влияний, претензий, уйти в глу­хую защиту и не пускать никого. И свободно плавать в этом про­странстве, куда никому не дано проникнуть. И он парил невесомо в этой исцеляющей пустоте.

Но случается и так, что в самых глубоководных пучинах про­мелькнет, фосфорически высвечиваясь, какой-нибудь скат, да и на­рушит своим электрическим появлением покой затаившегося мира. И так случилось, что в глубоководном сне Германа промелькнули, подрагивая, этакие непрошенные рыбки в образе странной старуш­ки, отстраненно бормочущей свое «evil... eviliscomingsoon». И не­что тревожное проникло, проползло сквозь его защиту. Он выныр­нул на поверхность и вновь очутился в кресле салона. Голова слегка звенела, словно тонким отдаленным эхом вторила гулко гудящим турбинам. Его соседка старушка, раскидав причудливые букли, мирно спала, и через ее приоткрытый рот тонко прорывался посапываю­щий дискант.

«Ну надо же — с интересом подумал Герман, — и с какой стати она мне приснилась?»

Лондон

Аккуратный домик в Хэмпстеде уютно устроился среди обособ­ленной тишины на спрятанной от суетливого потока МарсфилдГар-Денс. Здесь, в доме-музее Фрейда проходит семинар по социально­му психоанализу. Докладчик рассуждает о тенденции к возрастанию агрессии в обществе, демонстрируя добросовестные выкладки, и прибегает к тщательно отобранным цитатам. Его выступление отличается добротностью и научной компетентностью. Но все-таки среди версий, гипотез, виртуозных логико-психологических по­строений и убедительных доводов мелькает этакое маленькое белое пятнышко — вопрос, а почему, собственно, агрессия в обществе возрастает?

Зловещий прообраз проблемы можно усмотреть в русской ре­волюции, которая явилась яркой иллюстрацией механизма того, как эдипов комплекс действует в недрах социальных. Если проанали­зировать язык, употреблявшийся в России того времени, то удаст­ся выявить достаточно призрачные аналоги, которые указывают на параллельность народного менталитета и душевного мира ребен­ка. Царь назывался не иначе как царем — батюшкой и, таким обра­зом, представлял собой отцовский символ, между тем как земля именовалась «мать — земля». Царь властвовал над землей, иными словами отец обладал матерью, как и положено. А дитя, то есть сам народ, естественно, любил и почитал своих родителей — царя и землю. Но в конце концов приходит время, когда ребенок подра­стает, и это закономерное созревание пробуждает в нем сексуаль­ные инстинкты, объектом действия которых становится мать. Внут­ренняя жизнь маленького существа наполняется поистине драма­тическим содержанием — а как же иначе? Ведь в детской душе вступают в схватку мощные и противоборствующие силы — вле­чение к матери как к сексуальному объекту и ревность, смешанная со страхом, а в то же время и с любовью, к отцу. Желание обладать матерью, занять место отца сопровождается, однако, трагическим осознанием своей слабости и беспомощности перед последним, который может покарать за подобные помыслы. Однако по мере взросления и усиления психического аппарата половой инстинкт перенаправляется с матери на адекватные объекты своего возрас­та, сексуальная жизнь входит в нормальную колею, и душевные конфликты благополучно угасают.