— Пока, — ответил экзистенциально настроенный Дзопик, — если хочешь, приходи в этот парк, я часто здесь бываю. Будем выпивать и медитировать. — Обязательно, — отозвался из мглы голос ускользающей тени Лукина. Было пустынно кругом и тихо, и изредка среди тишины взвывал, взвившись на дыбы, жесткий ветер. Он ускорил шаг. Он уже почти бежал, погруженный в пучину холода. Между ночью и утром черным тоннелем пролегла вечность. Кто-то уходит в бессмертье, кто-то уходит в смерть, остальные —- в завтрашний день. Навстречу ему шли дома, фонари, переулки, и время бежало навстречу ему, редкие прохожие, сосредоточенно-отстраненные, ныряли в парадные. Но его подъезд еще далеко. Фрески домов. Узоры светящихся окон. Скорее. Еще несколько переулков. Вон там, где кончается забор, надо свернуть налево, пробежать несколько метров и облегченно вбежать в свой подъезд. Раз. Два. Три. Секунда. Метры. Секунды. Поворот. Секунды. Подъезд. Запыхавшийся, он ворвался в свой подъезд, удивляясь происшедшей с ним перемене — почему вдруг отстраненное спокойствие сменилось таким порывом. Может быть, из-за внутреннего жара, вызванного приливом водки и наружного холода, вызванного притоком ветра?., а... неважно... черт с ним. Хорошо, что он дома! В предвкушении теплой кухни с душистым чаем он несколько суетливо отпер Дверь и стремительно ворвался в свое жилище, но почти тут же, словно парализованный, застыл на месте. И только слабо вскрикнул: — Лиза?! — Да, Сережа, — тонко отозвался нежный отклик из недр ночной квартиры. САГА ОБ УБИЕННОЙ Последний звук в растянувшемся «Сережа-а-а» просочился в ухо Лукина как смутное осознание чувства, похожего на замешательство: что это было — удивление, изумление, радостная неожиданность? А может быть, смущение, выплывшее из недр потревоженной, но уже опустошающейся души? Во всяком случае, как бы там ни было, он все еще продолжал находиться в состоянии, в котором обычно не думают, а просто реагируют, спросил: — Лиза? И вскоре начали приходить слова. — Но... что случилось? где ты была?., что произошло? Я... понимаешь ли... сам не знаю, что случилось. Я хочу разобраться. Я подумал, что потерял тебя. Я попал в какой-то ад и блуждал по его кругам. Я чуть не заблудился в нем. — Не волнуйся, Сережа. Все хорошо. — Что значит хорошо? — заволновался Лукин. — Как ты можешь так говорить? Ведь я же чуть... — Тут он осекся, потому что чуть не сказал «чуть не убил тебя», но испугался так говорить, хотя и понимал, что если не скажет именно так, то этот сиюминутный испуг превратится в вечный страх. Впрочем, с другой стороны, он почувствовал, что начинает испытывать некоторое облегчение от того, что видит перед собой живую и невредимую Лизочку. Но в этот момент снова что-то тревожное и дискомфортное зашевелилось в глубине его пустого живота, хотя это новое ощущение отличалось от страха, смешанного со стыдом, или отчаяния, которые попеременно овладевали им в течение последних часов. Это было действительно новое ощущение, хотя и не совсем конкретное и понятное. «Устал, устал, Старик, —быстро подумал Лукин про себя, — мерещится черт знает что». А вслух добавил: — 40 —
|