|
— Но о чем вы говорите? Что существует? — Зло, — коротко бросил в ухо Герману странный субъект, — зло, молодой человек, и я его видел. — При этих словах он слегка отстранился, и Герман ненароком заглянул в его глаза. Тусклые и безжизненные, они ничего не выражали. Только холодок пустоты сквозил из полуприкрытых век. Лондон — Москва «Я не верю в мистику, — убеждал себя Герман, — но как объяснить ту встречу в Сохо? Объяснить практически нельзя. Но с другой стороны, если случается какое-нибудь событие, то ясно, что у этого события существует какая-то причина. Описание этой причины и есть объяснение. Однако описание причины, ускользающей из цепочки очевидных логических связей принято называть мистикой». Рациональный Герман усмехнулся про себя, и решив отложить проработку проблемы до лучших времен, заснул спокойным крепким сном. ЛУКИН. НОЧЬ ФАНТАСМАГОРИЙ Лукину показалось, что луна отскочила куда-то в сторону, а его некая невидимая сила вытягивает в окно. Лизочка продолжала сидеть, неподвижная и отрешенная, как кукла. Он почувствовал страх, обычный животный страх. И не имело значения, происходило ли это на самом деле или же происходящее разворачивалось в его искаженном воображении — и то и другое представлялось жутким, ибо в первом случае пугало присутствие чьего-то недоброго воздействия, во втором возможность наступающего безумия. «Не дай мне бог сойти с ума, уж лучше посох да сума», — мимолетно подумал он, будто попытался пушкинским стихом удержаться за земную реальность, плавно, но настойчиво ускользающую от него. И тут же где-то в комнате хриплым эхом отозвалось: «Да чем же лучше?» И голова его наполнилась сиплым хохотом. Лукин стиснул виски ладонями и уставился в одну точку, стараясь сконцентрироваться и привести в порядок свои мысли. На какое-то время смех затих, и в наступившей тишине он успел подумать: «Надо срочно позвонить Николаю Павловичу», однако в следующую секунду услышал резкий окрик: «Никакого Николая Павловича!», и через мгновенье ощутил страшный удар в спину, после которого, однако, почувствовал странное, чисто телесное облегчение, причину которого Лукин почти тут же и понял — он оказался в состоянии невесомости. Он свободно висел в воздухе, между тем, как тело его продолжало оставаться внизу, неподвижное и безучастное. И там же, рядом, проступали контуры Лизочкиного туловища. Одновременно он почувствовал, что его с новой силой тянет к окну, и потеряв свои последние способности к сопротивлению и противодействию, он обреченно предоставил себя власти неведомого. В этот же миг его пронзило ощущение полета, вскоре переведшего в стремительное скольжение через узкий черный тоннель, внутри которого периодически вспыхивали ослепительно яркие — 50 —
|