Досье на человека

— Дзопик, Дзопик, — передразнил я. — Сами ешьте. Хочу еще водки. А ты, Сонька, дура.

— Послушай, Колян, ты ж ведь сам просил, — начал Гугин, но его перебил, не дав ему договорить о пользе горячей пищи.

— Заткнись, козел.

— Да ты что?

— А ты чего? Да я сегодня самому Сохатому в морду пиво плеснул.

— И живой?

— Как видишь.

— Значит, сочиняешь, — весело поддразнил Гугин, — а откуда Сохатого знаешь? Небось разговорчик подслушал?

— Я сказал, заткнись.

Краешком глаза я увидел побелевшую Сонечку в засаленном фартуке, стоптанных шлепанцах, рукой она прикрывала свой боль­шой рот и неподвижно смотрела на нас.

— Он что, всегда так хамит? — обратился к ней Гугин.

— Да нет, он тихий, интеллигентный. Непьющий он. Не знаю, что случилось. Ой-ой, котлеты пригорают.

— Послушай, Гугин, уйди, а? Мне нужно с твоей женой в спаль­ню сходить, — мне стало весело, и я обратился к Сонечке. — Но теперь ты, плутовка, уже не получишь порошку. Гы-ы-ы-гы-гы. — Я ржал, гоготал, визжал, грозил пальцем смущенной и вконец расте­рявшейся Сонечке, корчил рожиГугину. — Ну, слушай, Гугин, ну уйди, потом мы тебя позовем.

Гугин молчал. Его каменное лицо показалось мне гладко выбри­тым, глаза смотрели темно, не мигая. Потом он медленно встал, ак­куратно и неторопливо надел пиджак в мелкую клеточку. Меня еще больше развеселили его косолапые лапищи, мелкая клеточка пид­жака и полосатые носки.

— Ты куда, Гугин? — заныла Сонечка.

Гугин, не обращая на нее никакого внимания, направился в кори­дор, одел ботинки, пальто. Сонечка металась по кухне, картошка выки­пала, котлеты горели, Гугин уходил, а я оставался. Все шло, как надо.

Виктория! Виктория! Я торжествовал. Я утвердил себя. Да здрав­ствует новая жизнь! Теперь я не неврастеник, не хлюпик. Теперь я уважать себя начал.

Но ликование мое длилось недолго.

Одетый Гугин обратно зашел на кухню, схватил меня за шиворот своей цепкой ручищей ( О! опять за шиворот!) и поволок в прихо­жую. Хмель с меня мигом слетел.

— Ты что, Гугин? — жалко пролепетал я.

— Я? Ничего. Просто я сейчас тебе кое-что покажу. Это интерес­но. Значит, водку, говоришь, любишь?

— Что ты, Гугин, прости, я пошутил.

— А... ну если пошутил, тогда прощаю. Я понимаю тебя, Колян, ведь раньше ты ни капли в рот спиртного не брал. А сейчас взял и перебрал. Вот и развезло с непривычки. Одурманило. С каждым может случиться.

— Но куда ты меня тащишь?

— Сейчас увидишь.

На улице было тепло. Вчерашний воздух отсырел, почернел, съе­жился. Свежий воздух щедрым порывом рванулся на меня. Я успокоился. Я понял — Гугин вывел меня проветриться. Все-таки неплохой он мужик. Но все-равно ниже меня. Он кто? Мужик сиволапый, вот он кто. А я — духовность, интеллект.