|
Христианская доктрина первородного греха, с одной стороны, и смысла и ценности страдания — с другой, обладает поэтому высокой терапевтической ценностью и, несомненно, лучше подходит западному человеку, чем исламский фатализм. Точно так же и вера в бессмертие помогает тому ровному течению жизни в будущее, которое необходимо, когда приходится избегать задержки или регрессии развития. Эти представления огромной психологической значимости хотя и носят наименование доктрин, но было бы большой ошибкой думать, что они просто произвольные интеллектуальные конструкции. Психологически они гораздо ближе к природе чувственного опыта, к этой несомненно жизненной реальности. Если позволить себе распространенное сравнение, предположим, я чувствую себя хорошо и в согласии с жизнью, — то кто сможет доказать мне, что меня нет. Логические аргу- Очерки о современных событиях 117 менты просто отскакивают от переживаемого факта бытия Первородный грех, смысл жизни и бессмертие — такие же реалии чувства. Но на то, чтобы испытать их, существуе· дар Божий, который не высечет ни одно из человеческих ис кусств. Только откровенное подчинение чужой воле, само отдача может надеяться достичь эту цель. Не каждый способен на такую самоотдачу. Сюда не до носится «следует» и «должно», ибо истинный акт напряга ющейся воли неизбежно поместит ударение на «Я буду», чт< противоречит результатам при самоотдаче. Титаны не смог ли захватить Олимп штурмом, и еще менее христиане — небеса. Самое целебное из всех переживаний, особенно не обходимое душе, это «именно то, до чего трудно добраться», и поход за этим потребует от обыкновенного человек нечто из ряда вон выходящее. Как мы знаем, эта необычная вещь начинает проявлял себя в практической работе с пациентом в виде вторжения архетипических содержаний. Если этим содержаниям надо ассимилироваться, то наличных, текущих философских и религиозных представлений не хватает, ибо они просто не соответствуют архаической символике материала. Поэтому мы вынуждены обращаться к материалу, проистекающему из дохристианских и нехристианских представлений о мире, и наше оправдание делать именно так заключается в том, что на существование человека нет исключительного права у западного его типа, и в том, что белый человек — не какой-нибудь особо выделяющийся вид homo sapiens, любимый Богом. Кроме того, есть некоторые современные коллективные явления, которым мы не сможем отдать должное, если не вернемся к дохристианским постулатам, с которыми они соотносятся. — 85 —
|