|
158 придет к средневековым гонениям евреев, что Европа будет дрожать перед римскими фашистами и тяжелой поступью их легионов, что люди еще когда-нибудь будут взбрасывать руки в римском приветствии, как и две тысячи лет тому назад и что архаическая свастика вместо христианского креста соблазнит и неотвратимо поведет вперед миллионы бойцов, готовых к смерти, тогда бы он выглядел мистическим дураком. А сегодня? Хоть и кажется странным, но все эти абсурдности — страшная реальность. Частная жизнь, частная этиология' и частные неврозы почти стали фикцией в сегодняшнем мире. Человек из прошлого, живший в мире архаических представлений, снова появился в очень зримой и реальной, наполненной болью жизни, появился не в отдельных неустойчивых индивидах, а во многих миллионах. В жизни столько архетипов, сколько типичных ситуаций. Бесконечные повторения впечатывают опыт переживаний в нашу психическую конституцию, но не в форме чувственных образов со смыслом, а сначала в форме без содержания, являясь только возможностью определенных типов восприятия и действия. Когда представляется случай, соответствующий данному архетипу, тогда архетип активизируется и действует преднаправлеиностью инстинкта, прокладывая себе путь наперекор всем причинам и желаниям, или же порождает конфликт патологической величины, другими словами, невроз. 3. МЕТОД^ПРОВЕРКИ Сейчас мы обратимся к возможности доказать существование архетипов. Когда мы предположили за архетипами порождение определенных психических форм, тогда стало ясно, что нужно обсудить, где и как материально можно продемонстрировать эти формы. Во-первых, это сновидения — непроизвольные спонтанные продукты бессознательной психики, продукты чистейшего естества, не испорченные никакими сознательными намерениями и этим ценные. Расспрашивая человека, можно не выяснять, какие из 'Этиология (грен.) — учение о причинах. Этиологический— причинный. — Примеч. пер. 159 возникших во сне мотивов ему знакомы. Из неизвестных мы должны исключить все мотивы, которые могли бы быть ему известны, как в примере (возвращаясь к случаю с Леонардо) с грифом. Там мы точно не знаем, взял ли Леонардо этот символ из Гораполлона или нет, что вполне возможно для образованной личности того времени. Тогда именно художники и отличались от остальных обширными познаниями, а такое заимствование для них было очень характерно. Поэтому, несмотря на то что птичий мотив — архетип par excellence, его присутствие в фантазии Леонардо еще ничего не доказывает. Нам надо отыскивать такие мотивы, которые не могли бы быть известны человеку с определенным сном наверняка, и еще, чтобы функциональное поведение этого архетипа совпадало с поведением архетипа, известного по другим историческим источникам. — 114 —
|