Введение в психиатрическую клинику

5. Импульсивное помешательство

“Мономаниями” называли раньше известные опасные им­пульсивные склонности, которые понимались как ограничен­ные заболевания воли. В действительности дело идет здесь, очевидно, о дефектностях в развитии высших волевых движе­ний, благодаря чему открывается неограниченный простор вли­янию первобытных инстинктов на поступки. Опасные действия здесь, в противовес психозу навязчивых состояний, являются не предметом опасения, но предметом устремления; исполнение сначала доставляет непосредственное удовлетворение, которое,

правда, после может под влиянием страха за последствия смени­ться, большей частью поверхностным, раскаянием.

По-видимому, из смутного стремления к свободе (“тоска по родине”), вырастает наблюдаемая особенно у молодых прислуг женского пола склонность к импульсивным поджогам {“пирома­ния”) вследствие желания избавиться от гнета службы путем уничтожения чужого жилища. В других случаях при этом может играть роль с первобытных времен существующая радость при виде пылающего огня (случай 62). Точно также как средство к освобождению себя можно рассматривать наблюдающееся иногда убийство маленьких детей няньками, которые таким об­разом стараются избавиться от своей тяжелой обязанности; ино­гда при этом, по-видимому, действуют и половые (садистические) побуждения. В тех полных ужаса действиях отравителей, почти всегда женского пола, которые без видимой причины легкомысленно отравляют своих ближайших родствен­ников, знакомых, чужих детей, нужно, насколько вообще воз­можно здесь понимание, думать о том щекотании нервов, которое доставляет неограниченная власть над жизнью и смертью. В меньшем масштабе это относится к пишущим аноним­ные письма, которые находят глубокое удовлетворение в том, чтобы из верной засады при помощи отравленных стрел приво­дить в волнение и замешательство всех окружающих. В связи с общим свойством жадности находится страсть к воровству (“клептомания”), которую потому только с трудом можно отгра­ничить от привычного воровства из корысти. Ее можно призна­вать разве только там, где ценность украденного для вора совершенно несравнима с опасностью, которой он подвергает себя, где, далее, поступок кажется несовместимым с происхож­дением, воспитанием и материальным положением больного, но в особенности если преступник тотчас же и добровольно возвра­щает пострадавшему украденное. И здесь побуждающим нача­лом часто служат половые инстинкты, именно при краже белья, одежды, обуви, которые не идут в употребление, а только соби­раются.