|
Если мы проанализируем эти причудливые сообщения ближе, то, конечно, тотчас же обнаружатся грубейшие противоречия. Больной признает их тотчас же без обиняков, заменяет их новыми, совершенно отличными рассказами, причем объясняет, что он по особым соображениям вынужден был некоторые подробности представить в другом виде. Но и новые сообщения оказываются вымышленными, и, таким образом, от него можно услышать подряд самые разнообразные описания его жизни, про каждое из которых он “под честным словом” заверяет, что теперь он, наконец, сказал чистую правду. Действительные основания его выдумок становятся нам легко понятными из разоблачений судебного следователя относительно его прошлого. Выяснилось, что мы имеем дело с авантюристом, родом из России, который уже много лет под самыми различными именами и в самых различных городах совершил бесконечный ряд невероятнейших мошенничеств и везде внезапно исчезал, оставляя после себя многочисленные долги: он уже много раз подвергался наказанию. Если мы ему напоминаем об этом, то он не смущается в выборе отговорок. Кое-что он прямо отрицает, кое-что представляет совершенно в другом виде; еще кое в чем с сокрушением сознается, и ищет себе оправдания в нужде или других особых обстоятельствах, подчеркивает при этом всегда, что он собственно все-таки вполне человек чести. Искусство и ловкость языка, которые он обнаруживает при этих разговорах — поражающи. К этому надо прибавить, что он в совершенстве владеет немецким, русским и французским языками, прилично говорит по-английски, польски, румынски, венгерски, итальянски, шведски, и даже несколько понимает по латыни, гречески и древне-еврейски. Он обладает отдельными, правда очень поверхностными и отрывочными сведениями в самых различных областях знания, старается и у нас в разговоре приобрести возможно больше медицинских познаний, которыми он потом при случае воспользуется с самоуверенностью профессионала. Он очень ловко умеет овладевать окружающими, добиваться всяческим путем поблажек, сейчас же становится интимен и навязчив, как только к нему отнесутся любезно. У нас также наблюдался целый ряд “припадков”, во время которых больной с громкими стонами и стенаниями извивался, визжал, клянчил дать ему морфия; множество выдающихся врачей, которых он называет по имени, будто бы считали это средство необходимым. Наконец, он стал грозить самоубийством, сделался груб, агрессивен, но успокоился после вспрыскивания воды. Подобные припадки у него раньше бывали часто, поэтому он был во многих психиатрических клиниках; один из его домохозяев показал, что он страдает эпилепсией. Однажды он временно лишился языка, не мог произнести звука, не понимал также, что ему говорят, и после написал на бумаге: “паралич голосовых связок”. Его не удается привлечь ни к какой серьезной работе, он читает только романы, курит, болтает, играет отвратительно, хотя и не без таланта на рояле, декламирует, правда очень средне, наблюдает окружающих и старается по возможности развлекаться. — 181 —
|