Введение в психиатрическую клинику

Ко всем этим процессам, которые показывают нам больного в постоянной войне с окружающими, присоединяются наказа­ния за безобразное поведение и угрозы, за нарушение тишины и спокойствия. Он по ночам загрязнял пороги у своих соседей, ма­зал дверные ручки калом, вывешивал публично записки оскор­бительного содержания, сломал замок у дверей, угрожал насилием. Наконец, он преступал самым различным образом полицейские обязательные постановления, опаздывал на пожар­ные фальшивые тревоги, привязывал грязные трубы к обще­ственному колодцу, чтобы провести воду в навозную бадью, не платил налогов на табак и за собак, не заявлял своих рабочих, вырыл без разрешения известковую яму, ехал по деревне против правил, оставил телегу с навозом у дверей своего соседа.

Не менее обширны были столкновения больного с судами по гражданским делам. Особенно богатый источник для этого представляли имущественные отношения больного к его подо­печному брату. Каждая попытка опеки заставить его исполнить его обязательства вела к целой цепи жалоб, которые проводи­лись с величайшей настойчивостью и регулярно поглощали бо­льшие суммы. Все соглашения оказывались бесполезными, так как больной их все равно не выполнял, и все возбуждал новые жалобы или вынуждал к ним. Мясник и булочник, врач и апте­карь также должны были подавать на него в суд, так как он по самым ничтожным поводам отказывался платить; за корову, купленную давным-давно, он не хотел платить под тем предло­гом, что она будто бы была с недостатком, хотя он уже тем вре­менем успел ее продать и у него остался от нее теленок.

Благодаря этим непрестанным процессам, которые нередко поглощали во много раз больше денег, чем стоил предмет спора, не говоря уже о потере времени для писания опросов, судебных сроков, больной неудержимо шел к разорению, так что он, нако­нец, должен был быть помещен в богадельню. Его жена долгое время старалась удержать его от бессмысленного сутяжничества, и спасти его тем, что она ловким способом заставила его переве­сти остаток состояния на свое имя. Но в конце концов, она сама заболела, по-видимому, сутяжническим помешательством и на­чала с своей стороны одна и в союзе со своим слепо следовавшим за ней мужем целый ряд новых тяжб, в связи с упомянутым переводом состояния, которые велись с величайшей страстно­стью, пока, наконец, наложение опеки не положило им конца. Наш больной издавна рассматривался окружающими, как “в высшей степени злостный сутяга”, который нигде не может при­держиваться порядка и ищет только споров и тяжб. Однако, его жена уже 10 лет тому назад указала, что он очень нервен. Он плохо спит, каждую ночь встает в 1-ом—2-ом часу, варит себе еду, беспокойно возится, покупает себе вещи, которыми он не может пользоваться, и истратил без пользы около 6000 марок. “Когда он совершает какое-нибудь нарушение, то он, конечно, не думает, что будет наказан. Когда его присуждают к какой ни­будь каре, то он очень поражен этим, совсем не может понять, почему он наказан, и жалуется, что его все преследуют”. Над ним необходимо назначить опеку. Произведенные тогда врачеб­ные освидетельствования были противоречивы; по одному он страдал периодическими сумеречными состояниями, по другому он не болен, а хитер и изворотлив. Больной сам в одном из своих процессов привел в качестве “важного основания”, что он не­вменяем и в виду этого не наказуем. Эту ссылку на свое душев­ное расстройство он повторял так часто, что уже 7 лет тому назад было предписано подвергнуть его исследованию в нашей клини­ке, чему он однако подчинился лишь по принуждению, по мне­нию окружного врача потому, что боялся, что его уличат, как симулянта.