Настроение больного в общем ровное, беззаботное. Он не задумывается над своим положением, не озабочен своим будущим, не выражает никаких желаний и мало склонен чем-нибудь заниматься, живет бездеятельно изо дня в день. При соматическом исследовании этого худого, несколько запущенного на вид человека, отмечается плохое состояние его питания, бледный цвет и тупое выражение лица. В языке и растопыренных пальцах можно заметить мелкое дрожание. Зрачковая реакция не расстроена. Коленные рефлексы почти, а Ахилловы рефлексы совершенно отсутствуют. Мускулы, особенно ног, атрофированы, сила их слаба. При давлении на медианус во внутренней ложбинке двуглавой мышцы, на ульнарис на локте, на перонеус за головкой фибулы, на тибиалис в подколенной впадине, точно также при сдавливании икроножных мышц, больной обнаруживает сильную боль. При стоянии с закрытыми глазами и сдвинутыми ногами, появляется шатание, которое при подымании одной ноги доходит до потери равновесия. Других телесных расстройств не отмечается. Если мы рассмотрим ход развития этого болезненного состояния, то мы найдем, что больной происходит из душевноздоровой семьи, что он женился 13 лет тому назад и имеет здорового ребенка. Он раньше пил много пива, а в продолжение последних 2 лет также много водки, бывал почти каждый день пьян и совершенно опустился. За последние годы он больше не годится ни для какой работы, не может больше распоряжаться деньгами, сидит тупо и без всякого дела дома. В последнее время он стал очень забывчив, обнаруживал обманы памяти, не знал утро ли теперь или вечер. Часто он становился очень боязлив, говорил, что его подкарауливают, хотят его бить, заколоть, закрывал поэтому двери на крючок. Поводом к его препровождению в клинику был ряд (5) тяжелых судорожных припадков, случившихся подряд в одну ночь. На следующий день у нас тут было еще три эпилептиформных припадка, после которых появился симптом Бабинского. В течение недели, которая прошла с тех пор, у больного не было ни одного припадка. Но он оставался не ориентированным в своем положении; его показания о его месте пребывания, недавних происшествиях подвергались многократному изменению. Самым заметным симптомом в представленной картине болезни является тяжелое расстройство запоминания, связанное с обманами памяти. На этот признак впервые обратил внимание Корсаков. Он вместе с тем указал на частую связь этих явлений с полиневритами, которые мы отметили здесь в виде болезненности при давлении на нервные точки и мускулы, в атрофии мускулатуры, в угасании сухожильных рефлексов и в неустойчивости при стоянии, Корсаков говорил поэтому об “полиневритическом” психозе. Дальнейшие наблюдения показали, что большинство картин болезней, обозначавшихся этим именем были алкогольного происхождения. Этот “Корсаковский психоз” в более тесном смысле развивается только на почве тяжелейшего злоупотребления водкой и вином, относительно часто у женщин. Болезнь развивается или, как в приведенном случае, постепенно, или проявляется довольно внезапно, часто как исход delirium tremens. У нашего больного рядом с этим были и алкогольно-эпилептические припадки; далее отмечавшиеся у него состояния страха и идеи преследования напоминают таковые при алкогольном помешательстве. При изучении значительного количества подобных случаев ясно обнаруживается, что delirium tremens, алкогольное помешательство, алкогольная эпилепсия и Корсаковский психоз встречаются в самых разнообразных сочетаниях; они, очевидно, представляют собой формы проявления одного и того же глубокого поражения, тяжелого болезненного процесса, который вызывается злоупотреблением алкоголем, не будучи, однако, непосредственным следствием влияния алкоголя на мозг. Мы должны были бы поэтому, может быть, противопоставлять эти клинические картины, как “метаалкогольные” различным видам опьянения, простой алкогольной распущенности и алкогольному бреду ревности, которые следует понимать как последствия, с одной стороны, острого, а, с другой, длительного действия самого алкогольного яда. — 116 —
|