Чтобы дать читателю представление о своеобразном, хотя и хаотическом богатстве внутренней жизни некоторых таких больных, мы позволим себе рассказать здесь о болезни талантливого французского писателя Жерар де Нерваля. Вот что сообщает о нем автор вступительной статьи к небольшому сборнику его сочинений, выпущенному в переводе на русский язык, П. Муратов. Жерар де Нерваль родился в 1808 г. в Париже. Детство свое он провел в очень благоприятных условиях у своего дяди — одинокого старого чудака, жившего в живописной сельской местности на северо-востоке Франции. Первым видением будущего визионера было живое существо — девушка из аристократической семьи, предназначенная родными быть посвященной религии и вскоре постригшаяся в монахини. Рано пришла к Нервалю литературная слава — слава переводчика «Фауста». Двадцатилетний Нерваль получил письмо, где сам Г?те писал ему: «Я никогда не понимал себя так хорошо, как читая ваш перевод». Всем своим существом он вошел в жизнь литературной богемы и с тех пор никогда не научился никакой другой жизни. Он отличался мягкостью и добротой сердца. Стремление к «вечно-женственному» было настоящей стихией его души, бессознательно томившейся среди слишком мужской веселости товарищеского круга. Взбираясь, «чтобы отделиться от толпы», на свою «башню из слоновой кости», поэт мечтал о «женщине-богине или царице», такой непохожей на реальную женщину, на женщину, ж которой можно приблизиться. В 1834 г. Нерваль увидал на сцене Комической оперы актрису Женни Колон, которая и внушила ему любовь, «рождавшуюся каждый вечер в час спектакля и исчезавшую лишь когда приходил сон», любовь, имевшую начало в воспоминании о девушке-монахине, «ночном цветке, распустившемся при бледном свете луны, призраке светлом и розовом, скользящем по зеленой траве, слегка увлажненной белыми парами». — «Любить монахиню в образе актрисы… — восклицает поэт — И если бы еще это была одна и та же женщина. Есть от чего сойти с ума». Никому, кроне самого Нерваля, эта любовь не была понятна, но, впрочем, долгое время о ней никто ничего и не знал. Проводя вечер за вечером перед кулисами маленького театра, он почувствовал в себе другую страсть своей жизни, в которой надеялся найти спасение от первой, — страсть к путешествиям, — и через некоторое время отправился в Италию. В Италии ему всюду мерещится Женни Колон, и он идет за встреченной на улице ночью женщиной, напомнившей ему актрису, готовый отдать ей свою душу за видение. А на рассвете этой душной ночи он оказывается лицом к лицу с первой мыслью о смерти, и только молитва удерживает его от самоубийства. Вернувшись в Париж, он сошелся, наконец, со своей возлюбленной и пережил короткий роман, кончившийся скоро разрывом. Колон сомневалась в том, что она действительно любима так, как хочет быть лю5имой женщина. Она говорила Нервалю: «Вы меня не любите Вы ждете, что я сейчас вам скажу: артистка и монахиня, это все та же я. Вы придумываете драму, вот и все.» Новое путешествие, последовавшее за разрывом, прошло в попытках забыться, в легких любовных приключениях, а закончилось примирением с Колон, примирением, положившим, однако, начало «новой жизни» поэта: «нечто религиозное вошло в его любовь, которая была до тех пор языческой, и наложило на нее печать вечности». Разреженный воздух мистических высот, говорит Муратов, принес с собой болезнь. Вот как описывает сам поэт начало своего душевного заболевания. — 52 —
|