К этому присоединяется то, что Фрейд еще до того зарекомендовал себя своими тонкими и удачными психологическими наблюдениями. Его «Психология обыденной жизни», учение об оговорках и в известной мере и о «вытеснении» по справедливости нашли общее признание. Справедливость требует признать, что и собственные мои воззрения о дуализме человеческой души, о перекрещивающихся мотивах и о склонности некоторых людей объяснять собственные свои убеждения и поступки ложными причинами, предуготовлены Фрейдовским наступлением на прежние примитивные психологические положения. Из этого не следует, однако, что нужно приписывать здоровым и больным людям такие несуразные, частью и уродливые мотивы какие открываются анализом Фрейда. Таким образом от собственно-абсурдной догмы психоаналитической школы с ее претензией на непогрешимость нужно отличать определенные навыки мышления, подготовленные психоаналитической школой и воспринятые поэтому большинством наших товарищей по специальности. Но учение о бессознательном сюда не относится. Все, что заслуживает признания в «Механизмах Фрейда», можно объяснить и без этой гипотезы. Что чувства продолжают существовать и после того как вызвавший их интеллектуальный повод забыт и что они связываются затем с другими случайно совпавшими с ними представлениями,— все это, в сущности, не более поразительно, чем тайна памяти, забвения и связи душевных переживаний вообще. И когда, например, в оговорках выявляются представления и намерения, которые мы, собственно, хотели скрыть, когда оратор, говоря, например, о грязных махинациях, вместо слова «выявились» произносит «высвинились» (zum Vorschwein gekommen вместо zum Vorschein), то есть ли это достаточный повод утверждать, будто вытесненная мысль таилась сначала в бессознательном, и что это справедливо вообще? Стоит только подвергнуть критическому анализу определенное положение психоаналитической школы, и оно либо оказывается недоказанным, либо же поддается объяснению и без понятия о бессознательном. От Фрейдовского учения откололось много других. Одно из них принадлежит Юнгу, отвергшему «смехотворное и почти болезненное преувеличение сексуальной точки зрения» и заменившему понятие libido гораздо более общими — душевной страстью. Другим учением является индивидуальная психология Альфреда Адлера. По Адлеру нервные расстройства обусловливаются противоречием между волей к власти и значению, воодушевляющей всех людей, и чувством собственной ничтожности, проявляющимся у многих людей и зависящим обычно от слабости какого-нибудь из органов. Таким образом у будущего невротика образуется некоторая неуверенность, которую он всячески пытается прикрыть или же компенсировать. При этом часть психопатов вгоняет себя в болезнь, чтобы приобрести таким образом значение. Другим удается достигнуть компенсации более отрадным образом. У них стимулом для совершения больших дел является именно угнетающее их сознание собственной неполноценности в каком-либо отношении. Известным примером этого является Демосфен. — 55 —
|