|
Далее, к оборонительным средствам Фрейдовской школы принадлежит еще следующий диалектический прием. Строгие последователи Фрейда — значительную часть своих учеников он главным образом по этой причине предал анафеме — все, что они находят у больных и здоровых, сводят на сексуальные (в детстве) переживания. На критику они возражают обычно, что под сексуальным наслаждением они понимают нечто более общее, чем то, что обычно называется сладострастием. Они могли бы избежать некоторых нападок, если б в этих вопросах они отказались от слова «сексуальный». От этого они, однако, очень далеки, да они и не могут этого сделать потому, что почти из каждого упомянутого больным (или приснившегося ему) предмета они пытаются сделать символ phallusa. При этом они несомненно имеют в виду именно то, что и мы называем сексуальностью. Конечно, всякий, знающий людей, не станет отрицать той большой роли, которую играет сексуальность, по крайней мере у молодых людей. К бесконечному количеству переживаний, убеждений, поступков и желаний присоединяются эротические мотивы, и их влияние на общую картину нашей духовной жизни очень велико. Можно допустить даже и то, что границы между наиболее тонкими, по крайней мере, эротическими возбуждениями и чувствами иного порядка не так резки, и что наиболее нежные проявления половой любви — внешне хотя бы — не очень отличаются от нежности родителей по отношению к детям и приятельниц друг к другу. Однако, мне кажется, что все это всегда показывает лишь одно, а именно: что каждая попытка провести какие-либо границы в душевных ощущениях натыкается на непреодолимые препятствия. Все наслаждения постоянно сродны друг другу именно потому, что они — наслаждения. Никто не может нам помешать называть их сексуальными чувствами. Однако, от этого они еще по большей части не приобретают ничего общего с символом phallusa. Кто раз навсегда отдаст себе отчет в сложности, заключающейся в текучести наших душевных переживаний и недостаточности искусственно вводимых нами в психику понятий, тот не будет больше пытаться углядеть возможный эротический момент во всех человеческих взаимоотношениях, или же сводить все ценные душевные движения к сублимации подавленных эротических желаний. Но еще больше надо бояться сопоставлять наиболее возвышенные художественные произведения и наиболее нежные человеческие отношения с грубым соединением полов, как это еще и поныне делают Фрейд и его сторонники. Тот факт, что все-таки, несмотря на все эти чудовищные преувеличения, школа и методы Фрейда часто приносят пользу и —что еще гораздо важнее и вместе с тем труднее объяснимо — привлекают к себе очень большой круг приверженцев, имеет, разумеется, различные причины. Прежде всего следует помнить, что вообще не существует такого метода, который не был бы в состоянии, по крайней мере в некоторых случаях, устранить истерические расстройства и что в особенности мероприятия, отнимающие много времени, благодаря которым у больного создается впечатление систематического занятия его личностью, а также такие, суггестивное действие коих усиливается еще общим пропагированием их, всегда будут иметь некоторый успех. Что же касается влияния фрейдовских идей на литературу, особенно на не-медицинскую литературу, то, помимо существующих ныне в некоторых кругах мистических наклонностей и постоянно существующей любви к эротически окрашенной литературе, для этого имеется и отрицательного характера причина в том именно, что научная и особенно медицинская психология долгое время находилась на задворках своей собственной науки и слишком много занималась физиологическими вопросами. Поэтому в широких кругах давно ощущалась потребность в «глубинной психологии» (Tiefenpsychologie), как назвал Фрейд свою психологию, в научной трактовке душевных течений, издавна составлявших исключительную тему романов и литературных драм. — 54 —
|